Врач говорил, что стресс плохо влияет на состояние кожи, но сейчас дело было не в стрессе. Она испытывала возбуждение и чувство вины. Она не верила полицейским, которые говорили, что убийства их не волнуют. Кого оставит равнодушным драма, декорации и шоу? Для чего еще они шли на службу? Для родственников, конечно, все было по-другому, и поэтому возникало чувство вины. Она несла ответственность. Она вела игру медленно, разнюхивала, что к чему, копошилась, как те воображаемые существа под кожей, прощупывала почву, замечала, кто лжет, кто кого недолюбливает.
Она переживала, что если бы она выбрала более традиционный подход, то этой второй смерти могло и не быть.
Ага, и ты по-прежнему была бы в неведении, дорогуша. Если бы притащила их в участок, прошлась по старым показаниям, выслушала их слово в слово – ничего бы ты не узнала. Так, по крайней мере, ты начала понимать этих людей. Догадываться, в чем было дело.
Она никогда не испытывала неуверенности в себе и, как правило, не видела смысла в сомнениях.
Над канавой установили прожекторы и тент. Рядом гудел генератор, внедорожники разворачивались внизу узкой дорожки, специалисты вели серьезные разговоры. Она подумала, что сейчас здесь ловить нечего. Ее контактным лицом по делу Мэнтел был местный инспектор по имени Пол Холнесс. Это был мужчина средних лет, грубоватый и добродушный, веселый. Он был из Ланкашира и вступил в ряды местной полиции после смерти Эбигейл. Он не представлял собой угрозу: казался амбициозным, но на самом деле был слишком ленив. Он уж точно не захочет стать старшим следователем по делу. Слишком большая ответственность в данном конкретном случае. Слишком много дерьма. Сейчас он стоял у ворот в Старую часовню и говорил с криминалистом. Она направилась к ним.
– Определенно, убийство, – сказал Холнесс. – Он лежит на спине, поэтому не видно, но на голове вмятина.
– Нашли орудие убийства?
– Пока нет, но еще толком не удалось поискать. Мы сейчас все организуем. – Он стоял, обхватив себя руками, и притоптывал на месте. На руках были перчатки из овчины, но ему, похоже, все равно было холодно. Вот ведь неженки эти йорки, подумала Вера. – А что тут вообще делала его мать? – спросил он. – Кто-нибудь объяснил?
– По словам ее мужа, ей стало холодно, и она пошла к машине за второй курткой. – Ей не удалось добиться от Мэри ничего вразумительного. – Время смерти? Я имею в виду, мог он тут пролежать несколько часов незамеченным?
Холнесс покачал головой.
– Вы знаете криминалистов. Никогда не говорят наверняка. Но, по ее словам, это маловероятно. Она считает, что, когда миссис Уинтер его нашла, он был мертв меньше часа.
– Можете взять это все в свои руки? – спросила Вера. – Хочу поговорить со свидетелями, пока они не начнут что-нибудь приплетать. Знаете, как бывает. Каждый хочет рассказать целую историю и начинает заполнять пробелы непонятно чем. – Не без удовлетворения она заметила, что привела его в замешательство. – Если я кому-нибудь понадоблюсь, то буду в Спрингхед-Хаусе. – Неплохо показать, что это она принимает решения, решила Вера. Что она рассматривает эту смерть как часть дела Мэнтел. И что она все еще главная.
Она распорядилась отвезти Уинтеров домой. Женщина без конца рыдала, и этот звук всем действовал на нервы. Роберт сначала хотел поехать на своей машине, но она сказала:
– Это место преступления. На машине тоже могут быть следы, возможно, в нее кто-нибудь врезался. Мы должны проверить.
Он согласился и в итоге совсем притих.
Небо над головой все еще было чистым, но над канавами и низинами в полях собирался туман. Дорога до Спрингхед-Хауса была ухабистой, и под колесами хрустел лед замерзших луж. Наверное, люди в доме услышали, как она подъехала, но когда она вошла, никто не шевельнулся. Женщина-патрульный открыла дверь и проводила ее в кухню, где все сидели молча перед большим коричневым чайником на подносе. Роберт Уинтер сидел во главе стола, его жена, ссутулившись, рядом с ним. Джеймс сжимал в руках кружку чая. Эмма держала на коленях спящего ребенка.
Вера кивнула в сторону ребенка и мягко спросила:
– Значит, забрали малыша?
Когда Вера попросила их всех уйти с дорожки и ждать ее, Эмма больше всего беспокоилась из-за ребенка. Роберт хотел отвезти всех в Спрингхед – сказал, что у Мэри истерика и ей нужно быть дома. Эмма разволновалась насчет Мэттью и настояла на том, чтобы сначала заехать к себе домой. Вера этому удивилась. Ее брата убили, а ее единственной реакцией было мягкое упорство – она настаивала на том, чтобы поехать в Элвет, забрать ребенка. Но, в конце концов, Вера понятия не имела, что значит быть матерью, да и разные люди по-разному ведут себя в горе.
Вера не ожидала, что Мэри будет сидеть вместе со всеми. Ее горе было неприкрытым и очевидным, что особенно поражало, потому что она казалась сдержанной женщиной. Потом Вера сказала своему сержанту, что смотреть на нее было как на жену викария, танцующую стриптиз в церкви. Неловко. Она распорядилась, чтобы с семьей осталась женщина-офицер, и вызвала врача, и думала, что к ее приезду мать Кристофера уже будет в постели, под успокоительным.
Они все сидели, укутавшись в толстые свитера, но в кухне было теплее, чем на улице. От резкого перепада температур опять обострилась Верина экзема. Ей жутко хотелось почесать под коленом, но она сдержалась и села к ним за стол.
– Чай, мэм? Только что заварили.
Констебль все еще топталась рядом, и Вера раздраженно от нее отмахнулась. Остальные сидели, глядя на Веру пустым взглядом, ожидая объяснений. Вера поневоле смаковала этот момент. Ей всегда нравилась аудитория.
– Мы полагаем, что Кристофера убили, – осторожно сказала она. Она знала, что им будет трудно смириться с фактами. Лучше было говорить прямо. – На черепе обнаружена рана.
– Он не мог поскользнуться? – спросил Джеймс. – Дорога очень скользкая.
– Он мог поскользнуться и удариться головой о землю, возможно. Но это не объясняет, почему он лежал в канаве. Там не было ничего, что могло вызвать такую травму. Мне жаль.
Мэри сделала глубокий вдох и с всхлипом выдохнула.
– Вы готовы отвечать на вопросы? – спросила Вера. – Я могу поговорить с вами завтра, если хотите. Вызвать врача?
Последний вопрос был адресован Роберту, но прежде, чем он успел ответить, Мэри резко сказала:
– Нет. Не нужно врача.
– Я хочу понять, что Кристофер делал в доме Мэнтела.
– Возможно, он искал нас, – ответила Эмма. Вере показалось, что она говорит с неохотой, но, возможно, она просто не хотела говорить громко, чтобы не разбудить ребенка.
– Конечно. Наверняка! – Мэри как будто лихорадило. Глаза блестели, щеки покрылись румянцем. – Он приехал к Мэнтелу повидать нас. По всей деревне висели плакаты об открытом вечере для сбора средств на спасательную шлюпку. Я же говорила, Роберт! Говорила, что он не вернется в университет, не повидав нас.