— Это очень крут… красиво, — выдохнула я, находясь под впечатлением от самой себя.
— Платье прекрасно гармонирует с цветом ваших волос, леди Адельвейн, — внимательно меня оглядывая, сказала госпожа Лендерт, а её помощница, восторженно хлопая глазами, часто закивала, подтверждая слова Амалиры.
Убедившись, что всё идеально, ничего нигде не торчит, не жмёт и не болтается, портниха помогла мне выбраться из золотого наряда, после чего мы с ней попрощались, пожелав друг другу всего самого наилучшего.
Сразу после ухода госпожи Лендерт вернулась Илсе, чтобы сказать, что уже пора готовиться к балу, а заодно вручила мне небольшую жестяную коробочку, от которой исходил резкий травяной запах.
— Его всемогущество просил передать вам вот эту заживляющую мазь. Сказал, вы знаете, для чего она.
Ещё бы мне не знать.
Заверив служанку, что я и сама в состоянии выкупаться, я приняла ванную, после чего помазала повреждённый стараниями де Горта участок кожи и едва не застонала от удовольствия. Мазь начала действовать почти мгновенно, и уже спустя каких-то полчаса я спокойно сидела перед зеркалом, пока Илсе собирала мне волосы в высокую причёску.
Сидела и настраивалась на непростой вечер, отчаянно уповая, что в Каменном дворце не будет Жеребчика (он ведь уехал!) или ещё кого-то, кто сможет ткнуть в меня пальцем и заявить всем собравшимся там охотникам за иномирянами: «Эта девица кто угодно, но только не Филиппа! Ату её, ваши всемогущества!».
ГЛАВА 11
После этапа прихорашивания начался этап упаковки наины, и, если госпожа Лендерт меня щадила, то Илсе решила быть беспощадной. С виду вроде бы хрупкая, но сколько же в ней силищи… Служанка так затянула мне корсет, что я едва не отправилась прямиком из спальни на небо к их Созидательнице.
— Илсе, — просипела, считая вертящиеся перед глазами звёздочки, которых с каждой затяжкой… утяжкой(?)… в общем, придушением меня корсетом становилось всё больше, — за что ты так ненавидишь своего господина?
— Я? — голос у камеристки испуганно дрогнул. — Я почитаю и глубоко уважаю нашего господина. Он самый… самый…
— Ты же сейчас убиваешь его наину.
Самым садистским способом из всех возможных.
— Но ведь так положено, — после недолгой паузы растерянно пролепетала служанка.
— Положено убивать?
— Нет, что вы! — судя по голосу, Илсе снова заволновалась. — Положено туго затягивать корсет, ведь чем тоньше у леди талия, тем она изысканнее и прекраснее.
И дохлее.
— Я, конечно, понимаю, что красота требует жертв, но то, что ты сейчас со мной вытворяешь, больше смахивает на жертвоприношение. Ослабляй скорее, пока я ещё в состоянии дышать и, в принципе, жить.
Илсе сдалась не сразу, всё пыталась меня убедить, что на светских мероприятиях, вроде королевского бала, леди просто обязана быть тоньше тростиночки. А я меж тем пыталась донести до неё одну простую истину, что в таком состоянии я даже до дворца не доеду. Доедет только моё бездыханное тело.
В итоге победа осталась за мной, но какой ценой! Из рабских покоев я выходила слегка на взводе, волоча за собой дурацкий шлейф. Как выяснилось, стоять в таком платье было не сложно, чего не могу сказать обо всём остальном. Удивляюсь, как спустилась по лестнице целой и невредимой, не наступила ни на одну из многочисленных юбок и не преодолела часть ступеней кубарем.
Невесты с первой по четвёртую уже были в холле, сверкали улыбками, нарядами и драгоценностями. Марлен и Винсенсия остановили свой выбор на серебряной цветовой гамме, Одель блистала в золотом парчовом платье, настолько пышном, что я всерьёз задумалась о том, а запихнём ли мы её вообще в карету. И даже если запихнём, как потом будем оттуда выпихивать?
Может, отправить третью невесту на курочке? Тьфу ты, я хотела сказать, на Гертруде!
Налицо пагубное влияние Морока.
Видимо, на этот бал было принято наряжаться в цвета металлов, благородных и не очень. Паулина, например, остановила свой выбор на платье медного цвета. Одна замысловатая вышивка на юбке чего стоила! Корсаж и вовсе заслуживал отдельного внимания. Переливавшийся всеми оттенками меди, от бледно-жёлтого до насыщенного коричневого, он плотно облегал тонкую талию наины и очень походил на змеиную чешую. Из точно такой же ткани были пошиты длинные перчатки, и я бы сказала, что это стопроцентное попадание в образ невесты-гадюки — «змеиная чешуя» и Полька пребывали в полнейшей гармонии. Глубокий вырез подчёркивало массивное колье из жёлтых камней, пальцы украшало несколько перстней.
— Красивое платье, — окинула меня оценивающим взглядом Винсенсия.
— Но где же украшения? — захлопала ресницами Одель.
У неё даже кожа блестела, отливая золотом, в то время как пышную грудь Марлен щедро обсыпали серебристой пыльцой.
Я боялась, что буду выделяться? Нет, не буду. Даже как-то спокойнее сразу стало.
— Чего нет, того нет, — развела я руками.
Паулина пренебрежительно фыркнула, всем своим видом показывая, что в их сплочённые аристократические ряды затесалась голодранка и выскочка.
Развить тему об отсутствии у меня побрякушек и от души позлорадствовать у наин не получилось. Наш милый щебет прервало появление его всемогущества, и, если невесты сегодня блистали (и блестели), то де Горт выглядел так, будто собрался на похороны.
Чёрный камзол, едва тронутый серебряным шитьём, чёрные опять же штаны, заправленный в высокие сапоги. Одна лишь светлая сорочка немного разбавляла этот траурный образ.
— Леди, выглядите великолепно, — одарил нас дежурным комплиментом герцог, оглядывая всех и каждую, а потом продолжил: — Кареты уже поданы, и раз уж вы все готовы, предлагаю не задерживаться и выдвигаться.
Тут же подскочили служанки с меховыми пелеринами. Мне досталась из светлого меха, и вместе с ней удивительно мягкая муфта.
Морс выглядел, как обычно, ну то есть грозно-готичным. Вейр молчал, и это натолкнуло меня на мысль, что я слышу не всё, о чём он думает, а только то, что он позволяет мне услышать. Ведь не может же он сейчас вообще ни о чём не думать.
Надо будет и это выяснить.
На крыльце герцог приблизился ко мне и спросил:
— Как вы себя чувствуете, леди Адельвейн?
— Как кочан капусты.
Де Горт улыбнулся:
— Вообще-то я спрашивал о другом.
— Другое уже почти не болит.
Хальдаг удовлетворённо кивнул, а потом сказал:
— Неожиданное, кстати, сравнение с кочаном.
— Зато искреннее.
— Да, я уже успел заметить, что вы девушка очень прямая в выражении своих чувств и мыслей.
— Что поделать, все мы не без изъяна. — Я вздохнула и позволила его всемогуществу усадить меня в карету. Вложила свою руку в его, затянутую в чёрную кожаную перчатку, и почувствовала, как его пальцы сжали мои, не торопясь разжиматься.