Танго втроём. Неудобная любовь - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Дремова cтр.№ 15

Мельком скользнув по фигурам вновь прибывших, Кирилл уже отвернулся, как вдруг, словно громом поражённый, замер на месте. Боясь поверить собственным глазам и чувствуя, как, вращаясь, зал вместе со всемогущим князем и всем его храбрым воинством уплывает куда-то в сторону, он медленно перевёл бинокль обратно и, став белее больничной простыни, что есть силы прижал круглые линзы к бровям.

Держась за руку Крамского, одетого по всем правилам театрального этикета в безупречную чёрную пару, Любаша не спеша пробиралась к своему месту. Плотная фигура Михаила почти полностью загораживала её от глаз Кирилла, и, как Кряжин ни напрягал зрение, разглядеть что-либо не было никакой возможности. Напрочь позабыв о князьях и боярах, Кирилл досадливо кусал губы, нетерпеливо ожидая того момента, когда Крамской наконец-то соизволит отойти в сторону.

Время тянулось бесконечно долго, и сидящему как на раскалённых углях Кириллу уже казалось, что Крамской нарочно загораживает от него Любу, но, наконец, отступив назад, Михаил взялся за спинку кресла Шелестовой. Вытянув шею и чуть перегнувшись через бархатные перила, Кряжин впился глазами в фигуру Любы, но, мгновенно отшатнувшись, зажмурился и, почувствовал, как по спине заструился противный липкий пот. Под каблуками высокого партийного деятеля бились в крошево его глупые, наивные мечты: Шелестова ждала ребёнка.

* * *

Мотаясь из стороны в сторону на снежных ухабах неровной дороги, рейсовый «Лиазик» неспешно полз в горку и, оставляя за собой шлейф тёмной вонючей копоти, медленно, но неуклонно подбирался к своему конечному пункту назначения — Озеркам. Закрыв глаза и прижавшись лбом к холодной резиновой окантовке стекла, Кирюша пытался привести в порядок свои мысли, но, бестолково сталкиваясь, они разбивались на крохотные составляющие, хаотично метавшиеся под его черепной коробкой и наполнявшие голову тянущей неотступной болью.

Завтрашний день считался сороковым со смерти отца, но соответствовало ли это в действительности правде, сказать было сложно. Зная особенность Кряжина бродить по лесу в одиночку, первые трое суток в Озерках по поводу его отсутствия никто даже не волновался. Но, когда мороз окончательно спал и на землю повалили крупные хлопья влажного снега, стало ясно, что если не отправиться по лыжне Савелия в ближайшие несколько часов, то с надеждой выйти на его след можно будет распрощаться окончательно.

Мороз ослабевал, а к утру тридцатого потеплело настолько, что, подёргиваясь блестящей корочкой подтаявшей влаги, снежные сугробы начали медленно проседать. Собрав мужичков покрепче, с ружьями и харчами, Архипов, сосед Кряжиных, отправился за Савелием в лес. Двенадцатичасовой переход Савелия по морозу занял у Архипова вдвое меньше времени, и уже к полудню удалось разыскать то, что осталось от двухметрового мощного тела. А к восьми вечера, стащив с головы шапки и стараясь не встречаться взглядом с почерневшей от ожидания и страха Анной, к Кряжиным внесли завязанный с четырёх углов куль, содержимое которого ещё трое суток назад было грозным хозяином этого дома.

Медвежий капкан, в который по нелепому стечению обстоятельств угодил покойный Савелий, принадлежал одному мужичку из соседней деревни, страшно ленивому и неаккуратному вдовцу по прозвищу Филька. Расставив капкан за день до трагедии, Филька запил, да так крепко, что на неделю буквально выбыл из жизни, а очнувшись, никак не мог понять, на каком свете он находится в данный момент. Придя в себя, Филька был страшно огорчён и изрядно удивлён тем, что выставленный им капкан, один-единственный на десятки километров нехоженой лесной глуши, мог стать причиной чьей-то смерти.

Определить точную дату трагедии по обглоданным до белизны костям не смог бы никто. Любой из дней, начиная с двадцать пятого и заканчивая двадцать девятым, мог стать для Савелия последним. Покрутив так и эдак, в срочном порядке, тридцать первого утром, Кряжина похоронили на деревенском кладбище за рекой, а отсчёт сороковин, для того чтобы свести погрешность до минимума, решено было начать с середины срока исчезновения, то есть с двадцать седьмого.

Покачиваясь в такт намёрзшим ухабам, Кирилл думал о нелепой смерти отца и никак не мог Определиться с тем, какие же чувства вызвало в нём это известие. Прислушиваясь к себе и ощущая внутри только звенящую пустоту бесконечного одиночества, Кряжин с удивлением обнаружил, что в его душе нет ни боли, ни отчаяния, ни радости позднего освобождения. Перегорая в пепел, год за годом чувства оседали какой-то безликой пресной накипью, оставляя в сердце всё меньше места для тепла и сострадания. Для того чтобы скорбеть, душа должна переболеть любовью, но, парализованная страхом, душа Кирилла была холодной и пустой, не способной ни на любовь, ни на ненависть.

Единственным светом в окошке была для него Любаня, но, женившись восемь месяцев назад на Марье, он потерял на неё всякие права. Восемь месяцев… Почувствовав, как острая режущая боль накатила откуда-то с затылка, Кирюша оторвал лоб от морозной наледи на стекле и уткнулся лицом в крепко пахнущую овчиной замшу рукавиц.

— Бедный ты мой, хороший. — Проведя варежкой по рукаву полушубка мужа, Марья с жалостью посмотрела на его страдальчески изогнутые брови. — Ты, Кирюшенька, малость потерпи, недолго осталось, скоро уже будем на месте, — ласково произнесла она, успокаивая его, как маленького, и стараясь заглянуть в закрытое рукавицами лицо. — Там тётя Анна нас ждёт, она что-нибудь непременно придумает, вот увидишь. Может, аспирин в доме найдётся, а может, какой отвар из трав сделает. Отвары, Кирюш, они, знаешь, как помогают, любую хворь вылечат, ты только немножечко потерпи.

Слушая уговоры жены, Кирилл кривил губы и ещё сильнее вжимался в шершавую кисловатую замшу овчины. Отвар… Может, головную боль он и уймёт, только от глупости и несчастливой судьбы никакого отвара ещё никто не изобрёл.

Полгода! Стоило подождать всего каких-то полгода, и всё сложилось бы совершенно иначе… Вспоминая раздавшуюся фигуру Любани, Кирилл с отвращением дёрнул кадыком, и вдруг онемел. Рассыпавшись миллионами обжигающих искр, острая, как раскалённая иголка, мысль пронзила мозг Кряжина и заставила на какой-то миг остановиться сердце. Перестав дышать, Кирилл обалдело замер и, мысленно загибая пальцы, стал судорожно считать:

— Июнь, июль, август — три… сентябрь, октябрь, ноябрь — шесть… декабрь, январь, февраль…

Едва шевеля одеревеневшими губами, Кряжин судорожно сглатывал и чувствовал, как, разливаясь расплавленным свинцом, горячая тягучая муть медленно заполняла каждую клеточку его гудящего от напряжения мозга. Завертевшись перед глазами, разноцветные сияющие мушки рассыпались горящим фейерверком лучистых мелких точек, и Кирилл с силой провёл рукавицами ото лба к подбородку. Нет, этого не может быть! Хотя… почему — не может? Если ребёнок будет мартовским, вопрос отпадёт сам собой, но если февральским… если только он будет февральским, то шансы с партийной шишкой у них абсолютно равные.

— Может, грибочков ещё, Кирюшенька, или студенька? — Зайдя со спины, Анна наклонилась над плечом сидящего за столом сына и по привычке, словно боясь гневного рыка мужа, боязливо огляделась.