– Я не прочь принять душ, – сказал я, оглядывая себя.
– Боюсь, вы оба просто катастрофически нуждаетесь в душе, – сказал Миллард. – Эта часть Лихорадочной Канавы заражена плотоядными микробами.
– Какими микробами? – в ужасе переспросил я.
– Не волнуйся, жуют они медленно, – утешил меня Енох. – Им понадобится не меньше недели, чтобы съесть тебя целиком.
– Прекрасно, тогда мы сейчас же идем в душ, – воскликнула Нур с некоторой тревогой.
Бронвин, стараясь двигаться незаметно, попятилась от нас.
– Вам понадобится горячая проточная вода и мыло, – заметил Енох. – Но единственное место, где все это можно получить…
Эмма и Енох переглянулись.
– Есть один вариант, – произнесла Эмма, покусывая нижнюю губу, – хотя он связан с определенными сложностями и некоторым риском…
– Но выбора у нас нет, так? – спросил я, с извиняющимся видом взглянув на Нур. – Я совершенно уверен: что бы с нами потом ни произошло, нам понадобится вся наша кожа.
Енох лишь пожал плечами.
У Нур был совершенно несчастный вид.
Эмма, отойдя на безопасное расстояние, громко давала указания, как попасть в надежную явочную квартиру, расположенную у выхода из петли Дьявольского Акра, в современном Лондоне. Там были нормальные ванные, горячая вода и все прочее.
– Мы будем ждать вас в Департаменте картографии, в здании министерств, – сказал Миллард. – Приходите, когда отмоетесь от этой зеленой заразы. И, пожалуйста, мойтесь тщательно, чтобы ни одного микроба не осталось.
– Точно, – поддакнул Енох. – Мне, например, моя кожа очень дорога.
Мы с Нур пошли к лодочной пристани на берегу Лихорадочной Канавы. Я изо всех сил старался не думать о микроскопических тварях, медленно пожиравших нашу кожу. В обмен на серебряную монету, полученную от Горация, старый седой паромщик пустил нас в ветхую дырявую посудину, которая гордо именовалась «лодкой», и черные воды медленно понесли нас вниз по течению. Нам не хотелось разговаривать в присутствии незнакомого человека, и мы молчали. Бо́льшую часть пути Нур зажимала рукой нос и разглядывала лачуги, мимо которых мы проплывали. Прачки развешивали белье на веревках, натянутых между домами, в замусоренных переулках играли оборванные дети.
– Это нормальные, – объяснил я. – Они живут в петле.
Нур заинтересовали мои слова.
– Хочешь сказать, что они каждый день делают одно и то же?
– Каждую секунду каждого дня, – хрипло проговорил лодочник. – Я торчу здесь уже семьдесят два года и знаю все наизусть.
Он дернул румпель, и лодка резко повернула влево. Мгновение спустя какой-то мальчишка, бежавший по мостику у нас над головами, споткнулся и свалился в воду в том самом месте, где мы должны были проплывать.
– Сейчас он обзовет другого ублюдка жалким трусливым болваном, – вполголоса сказал лодочник.
Голова мальчишки показалась над водой.
– Жалкий трусливый болван! – заорал он тому, кто стоял на мосту.
Нур покачала головой.
– С ума сойти…
Когда мы подплыли к длинному темному туннелю, представлявшему собой выход из петли, Нур начала что-то тихо напевать. Мелодия была простой и приятной, как детская песенка, и я заметил, что, напевая, она немного успокоилась.
Я хотел спросить ее, что она поет, но нас вдруг окутала непроницаемая тьма.
Та же неизвестная и могучая потусторонняя сила подхватила нас, вытащила из петли, и через несколько секунд река вынесла лодку из туннеля в совершенно другой Лондон, город стеклянных небоскребов и чистых улиц.
Лодочник высадил нас на берегу и без единого слова уплыл восвояси: видимо, ему не терпелось избавиться от загадочных пассажиров.
Мы отправились на поиски нужного дома. Следуя указаниям Эммы, несколько раз свернули за угол, пересекли широкую улицу с множеством магазинов, забитую народом и автобусами, повернули еще раз и очутились в жилом квартале. Вскоре мы нашли то, что искали: незаметный двухэтажный дом на улице, застроенной такими же зданиями, стоявшими вплотную друг к другу. Я держался настороже и прислушивался к своим ощущениям – кто знает, может быть, пусто́ты бродят и здесь? – но ничего необычного не почувствовал.
Мы позвонили в дверной звонок. Нам открыл человек, которого я прежде никогда не видел. Подобно Улиссу, он был одет в черный костюм и фартук – еще один служащий Министерства временных дел. Несколько мгновений он пристально разглядывал нас, потом спросил наши имена и пропустил в дом.
Как ни странно, в доме оказалось целых две ванные комнаты.
Еще никогда в жизни я не испытывал такого удовольствия от обыкновенного душа. Я стоял под струями горячей воды, которая смывала с меня зеленую грязь, пыль, сажу и, как я надеялся, плотоядных микробов, и уносила все это в канализацию. Я тер себя мочалкой, пока кожа не покраснела. Вытерся толстым банным полотенцем, нашел в ящике под раковиной новую бритву и нераспечатанный твердый дезодорант – и приуныл, сообразив, что мне не во что переодеться. У меня была только старая, пропотевшая одежда, заляпанная ядовитой грязью.
Тут в дверь постучали, и человек, впустивший нас в дом, сообщил, что в соседней комнате есть шкаф с одеждой и я могу выбрать там, что захочу.
Я завернулся в полотенце и отправился исследовать гардеробную. Я нашел темно-зеленую рубашку, вполне подходившую мне по размеру, темные брюки и коричневые высокие ботинки на шнурках – я надеялся, что этот наряд подойдет для путешествия по разным эпохам.
Я вышел в гостиную. Нур еще не появилась, и я на несколько минут задержался у окна, разглядывая улицу. Почтальон, толкая свою тележку, передвигался от дома к дому, какой-то старик выгуливал собаку. Я невольно удивился тому, что этот обычный, скучный мир спокойно существует бок о бок с нашим.
– Привет, – услышал я голос Нур и обернулся. Она стояла в дверях. Я не сразу поверил, что передо мной та же самая девушка, которая пришла со мной в этот дом. Она выбрала простую белую рубашку «хенли» и синие джинсы; ее волосы были тщательно причесаны и блестели как вороново крыло, и она была прекрасна. Большую часть времени с начала нашего знакомства мы бегали по разным стройкам и вонючим закоулкам, взмокшие от пота, покрытые грязью и пылью, и я почти забыл, что она – настоящая красавица. Это открытие застало меня врасплох. Внезапно я сообразил, что не сумел скрыть своих чувств и теперь – о боже! – стоял и пялился на нее, как дурак.
Я отвел взгляд и откашлялся.
– Ты, э-э-э… Ты очень хорошо выглядишь, правда, – выдавил я.
Она рассмеялась, и мне показалось, что на ее смуглых щеках выступил румянец.
– Ты тоже.
Возникла пауза, которая длилась, наверное, две или три секунды, но мне показалась бесконечной, потом Нур нарушила молчание: