Годы риса и соли - читать онлайн книгу. Автор: Ким Стэнли Робинсон cтр.№ 100

– Это та самая женщина, которая приютила его.

Сих, услышав это, съёжился и выглянул из-за расшитого шёлкового платья Кан. Рядом с судьёй и префектом в палате находилось ещё несколько чиновников в рясах, с рукавами, перехваченными браслетами. На их одеждах красовались знаки отличия с изображениями медведя, оленя и даже орла, выдающие в них очень высокопоставленных лиц.

Они, впрочем, не проронили ни слова, молча восседая в креслах и наблюдая за судьёй и префектом, которые стояли рядом с несчастным Бао. Бао был обездвижен деревянным приспособлением, которое удерживало его руки в кандалах над головой, а ноги – в тисках для лодыжек.

Тиски для лодыжек – устройство нехитрое. Из деревянного каркаса торчали три столбца. Центральный, помещённый между лодыжек Бао, крепился к основанию тисков. Два других же примерно на уровне пояса соединялись со средним колышком железным стержнем, который проходил через все три столбца так, чтобы внешние могли свободно двигаться. Положение больших болтов говорило о том, что столбцы ещё можно развести в стороны. Лодыжки Бао были зафиксированы по обе стороны от среднего колышка, и нижние основания внешних столбцов плотно прижимались к его ногам снаружи, а их верхушки были отодвинуты от среднего столбца деревянными клиньями. Тиски плотно сжимали ноги Бао, а каждый последующий удар большого судейского молотка по клиньям заставлял Бао ощутить на своих лодыжках всю мощь этого приспособления.

– Отвечай на вопрос! – взревел судья, наклоняясь, чтобы кричать ему прямо в лицо.

Он выпрямился, медленно отошёл назад и нанёс резкий удар молотком по ближайшему клину.

Бао взвыл. Он ответил:

– Я монах! Я жил у реки со своим сыном! Мне запрещали уходить дальше! Я никуда не ходил!

– Почему у тебя в сумке ножницы? – спросил префект тихо, но строго. – Ножницы, порошки, книги. И прядь волос.

– Это не волосы! Это мой талисман из храма, посмотрите на плетение! Это священные писания из храма… Ай!

– Это волосы, – решил префект, поднося их к свету.

Судья снова ударил молотком.

– Это не волосы моего сына, – вмешалась вдова Кан ко всеобщему удивлению. – Этот монах живёт поблизости от нашего дома. Он никуда не ходит, кроме как к реке за водой.

– Откуда вы знаете? – поинтересовался префект, сверля Кан взглядом. – Откуда вам это может быть известно?

– Я всегда вижу его там, в любое время суток. Иногда он носит нам воду и дрова. У него есть сын. Он сторожит наш алтарь. Он обычный бедный монах и попрошайка. Искалеченный вашими руками, – добавила она, указывая на тиски.

– Что здесь делает эта женщина? – спросил префект у судьи.

Тот сердито пожал плечами.

– Она всего лишь свидетельница.

– Я не вызывал свидетелей.

– Мы вызывали, – вмешался один из губернаторских чиновников. – Допросите её.

Судья повернулся к вдове.

– Можете ли вы поручиться за местонахождение этого человека девятнадцатого числа прошлого месяца?

– Как я и сказала, он находился на моей территории.

– Именно в этот день? Как вы можете быть уверены?

– На следующий день был праздник просветления Гуаньинь, и Бао Сю помогал нам в подготовке. Мы весь день работали, не покладая рук, готовясь к жертвоприношениям.

В палате воцарилась тишина. Затем приезжий сановник грубо спросил:

– Так вы буддистка?

Вдова Кан наградила его невозмутимым взглядом.

– Я вдова буддиста Кун Синя, который служил местным яменом до своего смертного дня. Мои сыновья Кун Йен и Кун Йи уже сдали экзамены и служат императору в Нанкине, и…

– Ладно, ладно, но я вас спрашиваю: вы – буддистка?

– Я следую ханьским законам, – холодно отвечала Кан.

Допрашивавший её чиновник был маньчжуром и занимал высокий пост при императоре Цяньлуне. Он слегка побагровел.

– Какое это имеет отношение к вашей религии?

– Прямое, разумеется. Я исповедую старые обычаи, чтобы почтить мужа, родителей и предков. То, чем я занимаюсь, коротая свои дни перед воссоединением с мужем, уж точно никого, кроме меня, не касается. Такова духовная жизнь старой женщины, которая ещё не мертва, ничего более. Но я знаю, что я видела.

– Сколько вам лет?

– Сорок один суй ^[25].

– Стало быть, весь девятнадцатый день девятого месяца вы провели в обществе этого нищего.

– Достаточно, чтобы знать, что он бы не успел сходить на городской рынок и вернуться обратно. Днём я, конечно же, работала за ткацким станком.

В комнате снова стало тихо. Затем маньчжурский чиновник раздражённо дал отмашку судье.

– Продолжайте его допрашивать.

Бросив злобный взгляд на Кан, судья склонился над Бао и крикнул на него:

– Зачем тебе в сумке ножницы?

– Для изготовления талисманов.

Судья вбил клин ещё сильнее, чем прежде, и Бао снова завопил.

– Говори, для чего они нужны тебе на самом деле? Откуда у тебя коса в сумке? – вопрошал он, гневно ударяя молотком на каждом вопросе.

Затем вопросы задавал префект, и каждый из них опять сопровождался ударом молотка разъярённого судьи и непрерывными стонами Бао.

Наконец Бао, весь пунцовый и взмокший от пота, вскричал:

– Хватит, умоляю, остановитесь! Я сознаюсь. Я расскажу всё, как было.

Судья положил молоток поверх одного клинышка.

– Рассказывай.

– Один колдун обманом склонил меня к пособничеству. Сначала я даже не понял, с кем имею дело. Мне грозили, что, если я им не помогу, они похитят душу моего сына.

– Как звали этого колдуна?

– Бао Сю-нен, почти как меня. Он прибыл из Сучжоу, и у него было много сообщников. За ночь они могли облететь весь Китай. Он дал мне немного дурманящего порошка и сказал, что делать. Умоляю, ослабьте тиски, пожалуйста. Я говорю чистую правду. Мне пришлось это сделать. Пришлось ради души моего мальчика.

– Так всё-таки это ты отрезал косы девятнадцатого числа прошлого месяца?

– Только одну! Только одну, умоляю. Меня заставили. Умоляю, ослабьте тиски хоть немного.

Маньчжурский чиновник вскинул брови, глядя на вдову Кан.

– Значит, вы провели с ним не так много времени, как уверяли. Возможно, оно и к лучшему для вас.

Кто-то хихикнул.

– Все мы слышали о чистосердечных признаниях, которые вытягивают с помощью тисков, – произнесла Кан с решительной хрипотцой. – Только на таких признаниях и зиждется эпидемия повсеместного «похищения душ», что лишь сеет панику среди рабочих и прислуги. Большей медвежьей услуги императору и придумать нельзя…