Вдова Хана. Заключительная книга трилогии - читать онлайн книгу. Автор: Ульяна Соболева cтр.№ 39

Сделала еще один шаг к нему, видя, как окаменело его смуглое лицо, как застыло от каждого ее слова.

— У тебя был шанс… ты мог забыть о ней… а я бы забыла о той боли, что вы причинили моей семье. Я бы увезла тебя… я бы…

И не поверила своим ушам, он опять хохотал. Как ненормальный, задрав голову и сотрясаясь всем своим огромным телом. И вдруг замолчал, и словно посмотрел прямо на нее.

— Лучше сдохнуть медленно и мучительно, чем разлагаться рядом с такой вонючей тварью.



— Твои дети будут расплачиваться за тебя!

— Не приплетай сюда моих детей. Пока они живы, у них всегда есть шанс убить тебя. Ведь они Дугур-Намаевы, а не Ангарки.

Она пнула его ногой в грудь и заорала от яростного бессилия.

— Будь ты проклят!

Ты просто спи, а я приду во сне

Неслышно выцеловывать признания…

Касаться губ твоих и забирать дыханье,

Мечтая, что ты дышишь обо мне

Ты спи, а я приду к тебе во сне,

Воруя тени от ресниц и запах кожи

Возможно, ты во сне увидишь тоже

Как я дышу ночами о тебе

Ты спи, а я приду к тебе во сне

Когда за окнами закат давно растает…

И, сжалившись, секунды замирают

Когда мы дышим друг о друге в тишине…

© Ульяна Соболева.

Их привязали друг к другу. Спина к спине. Намертво, морскими узлами. Так, что шевелится один — и другой морщится от боли во всем теле.

Но он был счастлив. Вопреки всему, вопреки даже тому, что их сейчас ждал очередной круг ада. Счастлив, что она жива, счастлив, что она рядом. Красногубая тварь молча наблюдала за ними издалека. Но ее уже не существовало. Бывают моменты, когда весь мир исчезает и перестает что-либо значить, а точнее, он сужается до одного единственного человека, который превращается для тебя в тот самый мир. Внутри него скрыты все смыслы, все блага, вся радость и боль Вселенной. Нет, он ошибся, когда сказал, что она бьется внутри его грудной клетки. Нееет, ни хрена. Это он, его сердце живет там, внутри ее хрупкого тела, и, если с ней что-то случится, оно перестанет биться.

Как там, в старой доброй русской сказке, а Кощеева смерть то на самом деле не в ларце пряталась.

Глаза опускает, не смотрит на него, все время пытается голову руками прикрыть, но ей не дают, заламывают эти руки-крылья за спину, и каждый раз, когда они это делают, он рычит адским зверем и кидается на них, умудряясь свалить на пол своих надзирателей. А потом уничтожающий взгляд на Албасту. Он не простит ей ни одного волоска. Она ответит за каждый. За миллиметр ее волос. И платить будет не золотом.

— Не говори, что я не щедрая, Хан. Ты хотел чувствовать свою жену — ты будешь ее чувствовать. Постоянно, ежесекундно. Ты ощутишь каждое мгновение ее агонии. Если вас не убьет солнце, жажда и голод… вас убьет она! — Лалу вытянули во двор на железной цепи. Она скалилась и рычала, бросалась в разные стороны, металась от ярости и страха.

— Привяжите ее к нему. Отныне их не разлучит даже смерть. Как же это романтично. Не благодари, Хан. Я знаю, что я великодушная. И прощай.

В машине их везли с завязанными глазами, в кузове, в кромешной тьме. Рты закрыли кляпами, чтоб не могли разговаривать. Превозмогая боль, ощущая, как веревки режут кожу, он подвинул свои пальцы, коснулся ее руки. Ощутил, как вздрогнула всем телом. Замычал от бессилия. Даже сказать ей ничего не может. Ни слова.

Не сразу понял замысел проклятой суки, а когда понял, чуть не взвыл от понимания. Она приговорила их к жестокой смерти. К одной из самых страшных.

Их вышвырнули в степи под палящее солнце. Завезли за километры от цивилизации и оставили умирать. Без еды. С единственной флягой воды. Чтоб подольше мучались. Бросили привязанными спинами друг к другу… в сопровождении Лалы.

По началу они стояли посреди голой, высохшей пустоши и смотрели в пустоту. А точнее, прямиком в глаза своей смерти. Когда-то, будучи совсем ребенком, Хан бродил по степям с дедом. Батыр любил вольную волю, как он говорил. Любил ощущать ветер в лицо и жалящие лучи солнца, или колючий и безжалостный мороз.

— Кочевой образ жизни у нас в крови, Лан. Это все наш дом. Не там, не в душных мегаполисах, шикарных особняках, вычурных гостиницах, а здесь. На свободе. Нет ничего мягче земли и травы и надежней неба над головой. Я научу тебя любить этот дом, внук.

И он учил. Рассказывал о звездах, показывал невидимые дороги, ориентиры… Только было все это много лет назад. И давно уже поросло мхом. Вначале ему казалось, что он знает куда идти. Он нес ее на себе вперед, видя, как бежит Лала, оглядываясь назад. И нет, Лала не собака и к жилью их вести не будет. Скорее наоборот — она уведет их как можно дальше от спасения.

Первый день казалось, что они выберутся и все это ерунда. Все это быстро закончится. Он сильный, он преодолеет. Но отсутствие воды и еды… особенно воды…

— Главное, выйти к ближайшей деревне.

— Мы выйдем. Ты нас выведешь.

Ее вера в него. Какая-то непоколебимо упрямая, какая-то суеверно страшная, внушающая ему самому полную убежденность, что он сможет. Что не может не оправдать ее надежд.

Вера… Как же он ошибался, когда сказал, что это имя ей не подходит. Она и есть олицетворение веры. И если бы не она… он бы давно сломался.

На второй день жара стала непереносимой. Они пили по глотку в час, экономя воду, как только возможно. Пока Хан шел, он нес Ангаахай на своей спине, и ее лицо было подставлено лучам беспощадного солнца. Она терпела. Не жаловалась. Он пытался хоть как-то изогнуться, чтоб спрятать ее, но это не представлялось возможным… Его маленькая сильная птичка расплакалась ближе к вечеру. Очень тихо, почти неслышно. Он скорее угадал, чем услышал.

— Что случилось? Что-то болит? Ангаахай!

— Ничего. Ничего. Поспи…ты устал и нес меня весь день.

— Говори!

— Не могу…я не могу.

— Почему?

— Мне стыдно.

— Хочешь в туалет?

Молчит. Глупая, стеснительная девчонка.

— Серьезно. Стесняешься меня… плевать на все. Не думай ни о чем. Это так же естественно, как дышать, и самое главное сейчас выйти отсюда.

— Я не могу… это ужасно. Ты всегда будешь это помнить, об этом и о том, как я выглядела… о моих волосах.

— О Боги, женщина! Ты реально думаешь об этом сейчас?

Он рассмеялся, чтобы ее поддержать, но от бессильной ярости невольно сжал кулаки. Только от одной мысли о том, как сейчас страдает его маленькая лебедь, хотелось сжечь суку Албасту живьем. Ничего. Они выйдут отсюда. Совсем скоро. Он помнил, что говорил ему о звездах дед, и придерживался маршрута. Был уверен, что еще часов пять — шесть, и они увидят первую деревню… Но он просчитался. Они не вышли к деревне ни через шесть часов, ни через десять.