– Мы уже давно там не живем, – говорю я. – Наша семья уехала с острова в тысяча девятьсот девяносто третьем году.
Констебль Киллнер кивает, щелкнув ручкой и открыв блокнот. Проведя пальцем по списку, он переводит взгляд на меня:
– А когда вы приехали на Эвергрин, мисс Харви?
– Я там родилась, – отвечаю я. – В тысяча девятьсот восемьдесят втором. А родители перебрались на остров… – я замолкаю, вспоминая, – году в семьдесят шестом или семьдесят седьмом. Моя старшая сестра была младенцем.
Детектив кивает и вновь углубляется в свои записи.
– А что? – не выдерживаю я, подавшись вперед так, что чуть не падаю с кресла. – Ведь это было так давно, что я не понимаю, как это может вам помочь.
Уолтон улыбается:
– Стандартная процедура.
– Мы жили на Эвергрине сто лет назад, – настойчиво продолжаю я, не сводя с него глаз в попытке понять, что все это значит. Неужели полиция считает, что тело пролежало за нашим садом больше четверти века? Или меня допрашивают, потому что я жила на острове в то время, когда закопали труп?
– Знаю, – констебль снова улыбается. – Мы понимаем, что на момент отъезда вы были совсем юной, мисс Харви, но мы только кое-что уточним и уйдем. Мы не отнимем у вас много времени.
Поджав губы, я глубже усаживаюсь в кресло – так, что маленькая подушка упирается в поясницу. Мое сердце трепещет, угрожая сорваться в дикий галоп, однако улыбка Уолтона кажется искренней, и я напоминаю себе, что еще ничего не знаю о найденных останках.
Констебль просит уточнить, с кем и где я жила на острове, и я отвечаю – с мамой, папой, Бонни и Дэнни в «Доме у причала», в Квей-хаусе. Я замираю при мысли, что детективы уже поговорили с Бонни, но, с другой стороны, сестра не прибавит ничего нового. Наши версии будут практически одинаковыми.
Тем не менее присутствие полиции в моей гостиной заставляет меня заметно нервничать. Я пытаюсь расслабить плечи и не стискивать зубы. Что, если полицейские наблюдают за мной, подмечая мои непроизвольные жесты и делая выводы – точно так же, как я на сеансах с клиентами, или им действительно просто нужно выслушать голые факты и откланяться?
– Кто были ваши соседи? – спрашивает Уолтон.
– Соседей как раз не было, – отвечаю я, пояснив, что Квей-хаус стоит у самой пристани, можно сказать на отшибе, и других домов рядом нет. Киллнер переворачивает листок в своем блокноте и, по-моему, всматривается в карту острова. Не удержавшись, я тоже заглядываю, напрягая глаза.
– Слева от вас находился паб «Сосны»? – уточняет Киллнер.
Я киваю.
– Да, там жила моя подруга Джилл Тейлор и ее родители. Руфь и Боб, – добавляю я, потому что детективы сидят с выжидательным видом. – Не знаю, возможно, они до сих пор там живут.
Киллнер скупо улыбается, и я вдруг понимаю – совершенно не важно, что знаю я: полиции уже известно больше.
– А правее Квей-хауса начиналась деревня, – продолжает он. – Может, вы помните, кто жил в первых домах?
Мне живо вспоминается сплошной ряд частных домов с пристройками-магазинами. Вряд ли это можно было назвать деревней – скорее центральным местом, средоточием жизни острова, где взрослые собирались, чтобы пообщаться и сделать необходимые покупки.
– В крайнем, ближайшем к нам доме, жил врач, – рассказываю я. – Но пока мы жили на острове, там сменилось несколько врачей.
Детектив просит меня постараться припомнить их имена, и я добросовестно всех перечисляю, но кто из них и в какой период времени работал, сказать затрудняюсь. Пока Киллнер записывает, я перехватываю взгляд Уолтона на фотографию на книжной полке.
– Это моя мама, – поясняю я. – Она погибла десять лет назад в аварии.
– Примите мои соболезнования, мисс Харви.
Я наблюдаю, как он рассматривает снимки на каминной полке. Все, кроме одного, из далекого прошлого, когда мы были юными и жили на чудесном зеленом острове. На мгновенье брови Уолтона сходятся на переносице при виде множества фотографий, сделанных, можно сказать, на месте преступления и украшающих мою гостиную. Хорошо, что он еще не видел моей спальни.
– Вы будете опрашивать моих близких? – интересуюсь я, чтобы привлечь внимание Уолтона, который уже взял с полки фотографию.
– Будем.
– Мой отец… – начинаю я, но детектив перебивает, пристально вглядываясь в снимок:
– Это ваша сестра?
– Да, – я сдвигаюсь на краешек кресла.
Постучав пальцем по стеклу, он поворачивается к Киллнеру, который поднимается и подходит к напарнику.
– Браслет вашей сестры, – произносит Уолтон, когда я тоже встаю и забираю у него фотографию. – Вы его помните?
– Конечно, я же его сама сделала.
Констебль сразу поворачивает ко мне голову.
– Это браслет дружбы, я их много наделала в то лето, когда мы уехали с острова. Я их продавала.
– Не припомните, кому?
– Господи, ну как кому? Девочкам.
– Сможете составить список тех, кто приобрел у вас браслеты? – просит Уолтон.
– Ну, могу, наверно, – неуверенно предполагаю я.
Уолтон снова улыбается, но его улыбка уже не кажется искренней, и на этот раз, когда он повторяет, что их визит – всего лишь простая формальность и волноваться мне не о чем, я не верю ему.
– Спасибо за то, что уделили нам время, – говорит детектив, оставляя визитку и прося позвонить, когда я подготовлю список.
Через окно гостиной я смотрю, как полицейские разговаривают, подходя к машине. Констебль Уолтон смеется чему-то сказанному коллегой. Трясущимися руками я набираю номер Бонни, отмечая, что в глубине души мне скорее нравится происходящее, потому что остров снова возвращается в мою жизнь, пусть даже таким образом.
Но Уолтон будто невзначай оглядывается на мое окно, и искра радости гаснет, сменившись тягостным чувством от мысли, что один из сплетенных мной браслетиков может быть каким-то образом связан со страшной находкой на острове. Я со щелчком закрываю жалюзи.
– Ты меня слышишь? – спрашиваю я, когда Бонни отвечает: в трубке стоит треск. – Ты где?
– В «Теско», здесь отвратительная связь… Подожди… – Через несколько секунд трубка снова оживает: – Так лучше?
– Да. У меня только что побывала полиция.
– Люк сказал, что они и к нам приходили. Чего они хотят?
Я пересказываю их вопросы, слыша, как Бонни бросает покупки в свою тележку.
– Они хотят убедиться, что никто не лжет, – говорит сестра. – Чего ты перепугалась?
– Не лжет о чем? – настораживаюсь я.
– Наверно, о тех, кто был или не был на острове.
Полицейская машина наконец отъезжает, и я отхожу от окна.