Безмолвие девушек - читать онлайн книгу. Автор: Пэт Баркер cтр.№ 64

Мы разыскали Гекубу и Поликсену, сидящую у нее в ногах. Рядом сидела Андромаха, вдова Гектора, и смотрела в пустоту. Стоящая рядом женщина объяснила мне: Андромахе только что сообщили, что она достанется Пирру, сыну Ахилла, – мальчишке, который убил Приама. Глядя на ее лицо, нетрудно было заметить, как мало ее это волнует. Меньше часа назад Одиссей взял за ногу ее маленького сына и сбросил со стен Трои. Единственный ее ребенок мертв, а ночью ей предстояло раздвинуть ноги перед новым хозяином: безусым юнцом, сыном человека, который убил ее мужа…

Глядя на Андромаху, я вновь услышала последние ноты скорбной песни, сочиненной Ахиллом, – словно я слушала ее долгие месяцы. Слова засели у меня в мозгу, как полчище паразитов, и я чувствовала омерзение. Да, гибель молодого мужчины на поле брани – это трагедия, и не было нужды напоминать мне об этом: я потеряла четырех братьев. Несомненно, эта трагедия заслуживала скорбных песен – но их постигла не худшая участь. Я смотрела на Андромаху, обреченную провести остаток покалеченной жизни в рабстве, и думала: «Нам нужна другая песнь».

Все худшее в судьбе Андромахи уже случилось, но в ногах Гекубы сидела Поликсена – пятнадцать лет, вся жизнь впереди – и пыталась утешить мать.

– Лучше умереть на кургане Ахилла, – говорила она, – чем жить в неволе.

Ох уж это непокорство юности…

Гекамеда продвинулась к Гекубе и что-то быстро ей сказала, после чего отступила в тень. В тот миг наше присутствие было лишним.

У стены бродила Кассандра, другая дочь Приама, заламывала руки, причитала и время от времени пронзительно выла. Я думала, что кто-то из сестер попытается успокоить ее, но от нее отвернулись даже родные. Кассандра была жрицей Аполлона, который поцеловал ее и наградил даром провидения. Однако она отказала ему в близости, и тогда он плюнул ей в рот, и с тех пор никто не верил ее предсказаниям. Алые ленты по-прежнему увивали ее одежды, но цветы в ожерелье уже зачахли. Как ни странно, Агамемнон выбрал именно ее. Лишь богам ведомо, почему: возможно, он решил, что еще слишком мало оскорблений нанес Аполлону. Кассандра всем мешала и всех раздражала, металась по хижине, расталкивая всех, кто попадался на пути. Когда слуги Агамемнона явились за ней, все вздохнули с облегчением. Под конец Кассандра прильнула к матери, бормоча что-то о путах и топорах. Она говорила, что смерть настигнет ее вместе с Агамемноном, что, выбрав ее, он обрек себя на гибель. Никто ей не верил. В таком состоянии слуги и увели ее, проклятую своим же богом.

Когда ее вели мимо меня, один из стражей произнес:

– Будь я проклят, если б лег с ней в постель.

– Да уж, – отозвался второй, – с ней и заснуть побоишься.

Следующей увели Андромаху. Поглощенная своим горем, она даже не заметила, как ее уводили. Но для меня это стало ударом, потому что за ней явился Алким. Наверное, я должна была предвидеть это. Алким служил Ахиллу, а теперь – и его сыну. Само собой, явиться за ней должен был он. Прежде я нечасто видела Алкима. По правде говоря, последние несколько дней я и вовсе избегала его. Мне предстояло провести с ним остаток жизни, и непросто было примириться с этим, зная, что он совершал в последние дни и часы Трои. Теперь я знала одно: что он стал человеком, который увел Андромаху.

Держа ее за руку, Алким остановился подле меня. Я спросила вполголоса:

– Скоро мы отплываем?

– Еще нет, все пока спят. – Он кивнул в сторону Поликсены. – Да еще это…

«О да, – подумала я. – Еще это».

Часы тянулись мучительно долго. Лагерь понемногу возвращался к жизни. Все, что могло быть сказано, уже прозвучало. На лицах были написаны страх и тоска. Люди хотели, чтобы это поскорее осталось позади, и в то же время стыдились своего желания, потому что это были последние мгновения в жизни Поликсены.

– Может, он передумает, – промолвила Гекамеда.

Я знала, что этого не случится. Разве только Агамемнон мог позабыть о сказанном, что было вполне допустимо, если учесть, сколько он выпил накануне. Впрочем, ему бы все равно напомнили: например, Одиссей, который так настаивал на том, чтобы убить сына Гектора. А кроме того, Агамемнон страшился Ахилла, возможно, даже больше, чем боялся его при жизни. При жизни можно было, по крайней мере, задобрить ублюдка – ну или попытаться. Но полагаю, именно эту цель он и преследовал, принося в жертву Поликсену. Нет, Агамемнон не мог отступиться. Он был готов на все, лишь бы удержать непокорный дух Ахилла под землей.

Уже перевалило за полдень, когда за ней пришли. Два воина попытались взять Поликсену под руки и вывести прочь, но Гекуба встала перед ними и посмотрела в глаза сначала одному, затем второму. Напуганные или пристыженные, стражи потупили взоры. В рваной и запачканной тунике Гекуба по-прежнему оставалась собой – царицей. В сущности, применять силу и не потребовалось: Поликсена готова была идти сама. В чистой белой тунике, принадлежавшей Кассандре, и с убранными волосами, она выглядела еще моложе своих лет и была совершенно спокойна, в последний раз обнимая мать и сестер. Мы с Гекамедой встали по обе стороны от нее и в сопровождении стражей двинулись к выходу.

Едва мы оказались на улице, Гекуба взвыла, как волчица, на глазах у которой забили ее последнего детеныша. Поликсена хотела обернуться, но один из воинов грубо схватил ее за руку. Я шагнула вперед и сказала:

– В этом нет нужды.

И, к моему удивлению, воин отпустил ее.

Путь к мысу занял немало времени. Мы шли на шаг позади Поликсены, готовые поддержать ее, если понадобится. Я непрестанно вспоминала ту маленькую девочку, что бежала за сестрами, выкрикивая: «Подождите меня!»

Все войско дожидалось ее появления.

Поликсена твердой поступью приблизилась к подножию кургана, где стояли Агамемнон и Пирр. Пирр стал всеобщим любимцем, потому что убил Приама, и удостоился чести принести жертву над могилой отца. Удивительно, каких почестей заслуживал юноша лишь за то, что зарезал немощного старика. Поликсена дрогнула.

Нестор выступил вперед, что-то шепнул Гекамеде и протянул ей ножницы. Затем, избегая смотреть в глаза, вложил мне в руку нож. Поликсену поставили на колени, и Гекамеда, тщетно пытаясь унять дрожь в руках, стала состригать ее косы. Однако ножницы оказались тупые, и густые пряди застревали между лезвиями. Нам пришлось прерваться и сначала расплести косы – под палящим солнцем, на глазах у многотысячного войска. Наконец-то ее волосы, еще волнистые от тугих лент, рассыпались по спине, ниспадая до самой талии. Каким-то образом нам удалось срезать густые пряди, но к тому времени, когда мы закончили, меня трясло наравне с Поликсеной, и во рту пересохло; то и дело приходилось сглатывать, чтобы унять тошноту. Я помню черные тени на утоптанной земле, палящие лучи, обжигающие шею. Потом, без предупреждения, Поликсена вдруг поднялась, шагнула вперед и начала говорить. Все оцепенели от ужаса. Возможно, они решили, что Поликсена собирается проклясть их, а проклятие из уст идущего на смерть имеет особую силу. Она успела произнести лишь имя Агамемнона, после чего один из стражей схватил ее, а второй вложил между зубами полоску черной материи и крепко стянул на затылке. Затем ей заломили руки и связали за спиной. Остриженная и связанная, лишенная возможности говорить, Поликсена издала глубокий, гортанный рев. Так, бывает, ревут быки у жертвенных алтарей.