— Да я не вижу нихрена! — возразил тот чужой. — Она прячется. Слушай, парень, никому из нас не нужны неприятности. Давай решим по-хорошему? Покажи ее нам, и, если все действительно так, как говорит Векель, то мы тебе заплатим. Хорошо заплатим. Если будешь упрямиться, я прикажу стрелять.
Унар повел плечами.
Он же не продаст меня?
Они же не…
— Агнес, — шепнул он, — сейчас шаг назад, не прижимайся. По моей команде — бегом на конюшню и прятаться. Поняла.
— А ты?
— Поняла?
— Да.
Я все сделаю. Мне ужасно страшно, но сейчас лучшее, что я могу сделать — это слушаться, делать так, как мне говорят. Боже мой… если его убьют, что со мной будет? Если его убьют… Если его убьют из-за меня…
У меня темнело в глазах. Нормальной принцессе сейчас бы упасть в обморок.
Выглянула, чуть-чуть. Лучников двое, и трое мечников, не считая главного у них, пузатого и бородатого мужика, но он пока драться не собирался, стоял, заткнув большие пальцы за ремень, разглядывая Унара.
— А сколько вы готовы заплатить? — поинтересовался Унар, почти небрежно, почти заинтересованно.
— Покажи товар.
— Покажите деньги.
Словно, он готов торговаться. Или даже готов… Если он скажет, я выйду сейчас, и…
Боже мой, нет! Только не так!
Там что-то звякнуло, я слышала. Деньги?
— Отлично, — довольно сказал Унар. — Думаю, мы договоримся. Агнес… Бегом!
И я бросилась назад, за ворота конюшни, за стену — прятаться… Не оглядываясь. Некогда оглядываться, прямо за моей спиной свистели стрелы. Слышала, Унар рванулся вперед. Я…
Паника накатила так, что немели ноги, подгибались, не слушались.
Если Унара убьют сейчас, я тоже умру.
За стену. Дальше не смогла. Я должна была слышать… хотя бы слышать.
Я слышала звон стали. Значит, он дерется там. Он жив.
Лучники промахнулись. Унар отвлек их болтовней о торге, они расслабились. Это не война, вряд ли они видели серьезную опасность для себя — какой-то парень один, против их всех. А потом стало не до того.
Звон стали и вопли…
Пока я слышу этот звон — Унар жив.
Боже мой…
Я не могла видеть ничего. Это длилось целую вечность. Вздрагивала от каждого звука, боялась, что он будет последним, боялась, что услышу сейчас… Казалось, я даже перестала дышать.
Лязг, удары, ругань… Голоса Унара я не слышала. Он дрался молча? Слышала только истеричный визг хозяина: «Нет! Нет! Пожалуйста, нет!». И булькающий хрип потом. Звук падающего тела.
У меня к горлу подкатывала тошнота.
Быстрые неровные шаги.
— Агнес! — Унар на пороге конюшни.
— Я здесь!
Выскочила к нему. Он жив! Хотелось броситься ему на шею.
Не время.
Унар кивнул, словно убедившись, что со мной все в порядке.
— Возьмем лошадей. Оседлать сможешь?
Чужие лошади. Здесь стояли три, и одну я видела на улице, можно выбрать. Мы крадем их. Но разве после всего, что случилось — это важно? Это проблемы хозяина, в конце концов. Хотя у него… У меня не было сил об этом думать.
— Смогу.
Не то, чтобы я хорошо умела. Но попробую.
Унар кивнул, подобрал с земли мой плащ и сумку с едой.
— Давай, если что, я помогу. Только быстро.
На тела во дворе я старалась не смотреть.
* * *
По дороге мы проехали совсем немного, и свернули в лес. На тот случай, если кто-то решит погнаться за нами.
Молча, всю дорогу. Только оглядываясь назад.
Там во дворе… я проехала почти зажмурившись. Тот хозяин — перерезанное горло и стеклянные пустые глаза, устремленные в небо. Лучник с отрубленной рукой в луже крови…
Мне было плохо. Так, что почти выворачивало наизнанку.
Унар ехал сосредоточенно, сцепив зубы.
Подальше отсюда.
В лес. К какому-то ручью и вдоль ручья.
Я почти не понимала — куда, в какую сторону. Меня трясло. Хотелось упасть на месте и разрыдаться.
— Все, хватит, — велел, наконец, Унар. — Давай отдохнем.
Он остановился, спрыгнул с лошади. Скорее сполз.
— Унар!
Я бросилась к нему, прижалась. Хотелось разрыдаться. Мне было так плохо и так страшно, что я вообще плохо понимала… Почти не осознала, как он покачнулся от моих объятий. Но он тоже обнял меня, гладил по волосам, уткнувшись носом мне в макушку.
— Все хорошо, — шепнул хрипло. — Испугалась? Уже все.
Его руки чуть подрагивали. Его дыхание — я чувствовала, такое поверхностное, частое, чуть рваное, словно…
И что-то кольнуло меня в бок, и Унар вздрогнул.
Нет…
И рукой, осторожно… дотронулась до него, провела… горячее и мокрое под пальцами. У него в боку торчал обломок стрелы.
Я вскрикнула. Истерика, и без того подступающая к горлу, готова была вырваться, и тогда…
Унар быстро схватил меня за плечи, тряхнул.
— Тихо. Все хорошо. Не ори.
У него было спокойное белое лицо и глаза совсем темные, с расширенными зрачками, капельки пота на лбу.
— Не бойся, — сказал он. — Если я до сих пор жив, то жить буду. Я тебя еще твоему брату на руки сдам. Не ори, вдруг кто услышит. Стрела… Это не опасно, — и сам нащупал торчащий обломок древка, провел пальцами рядом, назад, морщась. — Просто по ребрам скользнуло и застряло. Еще бы немного, и вообще мимо. Ничего. Сейчас я вытащу, отдохнем, и поедем дальше. Успокойся.
Я смотрела на него, и даже ничего не могла сказать, все слова встали поперек горла, губы дрожали, слезы застилали глаза. Еще немного, и обморок меня, все же, настигнет.
— Все хорошо, — сказал Унар. — Если бы задело легкие, я бы почувствовал, было бы тяжело дышать… не так… Ничего страшного. Не бледней так. Давай… принесешь воды?
Необходимость помочь — заставила собраться.
Сейчас…
Принести было не в чем.
— Сейчас, не торопись. Пока помоги мне все снять, а то не видно.
Куртку Унар снял сам, а рубашку я помогла. И верхнюю шерстяную и нижнюю сорочку. Все в крови… Спина мокрая от пота, горячий левый бок. Осторожно. Я старалась ничего не задеть, не смотреть. Но когда что-то делаешь — проще, паника уходит, становится не до того. Нужно сосредоточиться. Делать то, что нужно, не думая.
И все равно, когда я видела торчащую из него стрелу, у меня темнело в глазах.