Наследница достойных - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Ваганова cтр.№ 33

Монах улыбнулся одними глазами и знаком предложил следовать за ним. Мы покинули братский корпус и, пройдя по гранатовой аллее, попали в дальний уголок монастырской территории. Здесь среди благоухающих роз всевозможных оттенков прятался беленый дом в два этажа по четыре окна в каждом. К входу вела единственная ступенька с низенькой лавочкой и козырьком на резных опорах. Лавдий ступил на крыльцо, стукнул по прикрепленной к стене металлической пластине деревянным молоточком, привязанным тут же, и опустился на колени.

— Светлейший, к вам наследница достойных! — звонко выкрикнул он.

Спустя минуту из-за двери послышался скрежет. Напротив лица стоявшего на коленях монаха открылась щель, оттуда раздался сиплый, каким бывает после долгого молчания, голос:

— Пусть идет в горницу. А ты ступай прочь.

Лавдий поднялся с колен, шагнул в сторону, кланяясь мне:

— Прямо по коридору белая дверь. Тебе туда.

Я замешкалась — как же найду дорогу обратно? Но монах жестом показал, что подождет меня под прикрытием кустов акации. Кивнув, я поспешила в дом, в три шага преодолела коридор, миновав левую и правую арки, толкнула белую дверь и замерла, увидев убегавшего ребенка. Судя по росту ему было не больше пяти лет. На голове болтался серый колпачок, из-под платьица виднелись тоненькие ножки, на одну из них — немного искривленную и короткую — дитя припадало. Я огляделась, не находя старца, и снова посмотрела на ребенка. Он забрался на стул, стоявший напротив двери, и развернулся ко мне лицом.

— Оу… — только и смогла произнести я. Лицо было покрыто морщинами и легким светлым пушком вместо бороды.

— Чего застыла? — все так же сипло поинтересовался человечек и крохотным пальчиком указал на подушки, разбросанные на полу перед ним.

Предположив, что нужно вставать на колени, я ослушалась — продолжала осматривать комнату: здесь было чисто, светло, на подоконниках цвели бегонии и цикламены.

Старец — нетрудно было догадаться, что это он, ведь комната была пуста — гаденько засмеялся и спросил:

— Бунтуешь, красавица?

Я пожала плечами. Больше всего мне хотелось развернуться и уйти, но человек с телом ребенка и лицом старика вызывал острую жалость, которая перекрывала неприятное впечатление от его голоса и смеха.

— Ну, сядь, что ли, — предложил он, наконец, — за ширмой возьми табурет.

Я прошла в дальний угол, заглянула за обтянутую белым шелком ширму и обнаружила там пирамиду из подставок для ног. Взяла одну. Сидеть на ней было неудобно, зато наши глаза оказались приблизительно на одном уровне. У старца они были необычайно большие, очень печальные темного, почти черного цвета. Выражение их совершенно не сочеталось с манерой непрерывно посмеиваться и говорить снисходительным тоном.

— Ну… — снова заговорил он, — рассказывай.

— Вы же все сами знаете, — съязвила я.

— Знаю… нет ли… дело не во мне. Что надумала, говори. — Сиплость исчезла, голос зазвучал тепло, приветливо даже.

Меня потянуло на откровенность:

— Не готова я, Светлейший, жертвенным агнцем становиться.

— Кто ж на такое по собственной воле подпишется? Разве дурачок неразумный.

— Но можно было подготовить как-то, — упрямилась я, — объяснить. А то обманом заманили! Обидно.

— С этим не спорю, — старец сцепил ручки на животе и, откинувшись на спинку стула, покачивал скрещенными ножками. — Объясняли герцогу. Уговаривали тебя в монастыре оставить. Уж тогда бы подготовили! Да уперся отец твой: не отдам дочь, и все тут. Пришлось обманом.

— Хотя б спросили меня, а то… скрыли, что отказаться могу.

— Это, красавица, милость Хранителей проявила последние страницы святой книги. Из нас никто не ведал. — Он поднял глаза к потолку, словно пытаясь разглядеть там что-то, и задумчиво спросил: — Меня, думаешь, готовили? Мнением моим интересовались? Узнал о предназначении в семь, а не как ты — в семнадцать. Каково мальчишке приходится, когда друзья на голову выше и все растут, а ты будто темечком в твердь небесную уперся, на месте стоишь? Хорошо, матушка и такого меня любила без памяти. Да все твердила: «Избран ты, Филий. Потому тебя Хранитель обычного тела лишил, чтобы оно от духовных подвигов не отвлекало». — Он засмеялся беззаботно и подмигнул мне: — И не отвлекает ведь!

Я уперлась локтями в колени, благо из-за низкого табурета это было удобно, и устроила подбородок на ладонях. Спорить со старцем больше не хотелось, но и согласиться я не могла.

— Нет в моем сердце любви, Светлейший. С этим ничего не поделать.

— Нет, говоришь? — посерьезнел Филий. — Ты способна любить, так неужели никого не встретила, кто зажег бы твое сердечко?

— Все, кого я готова была полюбить, отказались от меня.

Старец засмеялся и хлопнул в ладошки, как делала девятилетняя Зои, удачно бросив мяч во время игры.

— А ты, выходит дело, безответно любить не желаешь?!

— Как… это? — я распрямилась и, не моргая, смотрела на старца.

Он склонил голову, похлопывая себя по коленям, помолчал, потом вскинулся и сказал сухо:

—Ты действительно не готова, Аделия. Ошибся я в тебе. Переночуешь, а завтра иди к Бараньей башке.

— Вы отпускаете меня? — от удивления у меня во рту пересохло, будто я год воды в рот не брала.

— Без любви ничего не получится. Иди, красавица!

Я встала и быстрым шагом направилась к выходу. В дверях оглянулась:

— До свидания.

— Прощай. И вот… — он прикрыл глаза, точно вспоминая что-то. Пришлось подождать, когда он очнется. — Прежде чем прыгнуть в провал, скажи: «Достойные, примите дочь в объятья».

— Достойные, примите дочь в объятья, — прошептала я. — А для чего это?

Старец хмыкнул, осуждая мое недоверие:

— Чтобы путешествие было приятным.

Я поклонилась на прощанье и выбежала.

Каждый шаг по коридору был короче предыдущего — я не верила в освобождение, ждала, что вот-вот за спиной раздастся проказливое «Обманули дурака на четыре кулака» или другая детская дразнилка. Отворив входную дверь, прислушалась, нет ли торопливого топота маленьких ножек? Было тихо, будто Филий задремал на своем стуле. Потрясла головой, прогоняя наваждение, и побежала вдоль пышных кустов, усыпанных пурпурными бутонами. Дорожка привела меня к акации, в тени ее сидел Лавдий, уткнувшийся в мою книгу.

— Ну что? — спросил он, поднимаясь.

— Завтра ухожу из монастыря. — Увидев удивленно вскинутые брови монаха, торопливо добавила: — Старец позволил.

Инок отвернулся и повел рукой, предлагая идти. Заговорили мы лишь у дверей кельи. Я радовалась, что не пришлось отбиваться от настойчивых предложений посетить вечернюю службу. Требовалось время на отдых и размышления.