Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965 - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Медведев cтр.№ 109

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965 | Автор книги - Дмитрий Медведев

Cтраница 109
читать онлайн книги бесплатно

По мнению историков, отмечающих «поистине смехотворный характер» разрабатываемого плана, операция «Немыслимое», как, впрочем, и сама идея использовать немецкое вооружение, не преследовала своей целью военную конфронтацию, а лишь была направлена на укрепление британских позиций на дипломатическом поприще перед запланированной встречей Большой тройки . Если и так, то инициативы Черчилля и отношения с СССР, напротив, добавили холодка в преддверие Потсдамской конференции. Отечественные исследователи полагают, что в Москве знали о прорабатывавшихся в Лондоне сценариях. Неслучайно маршал Г. К. Жуков предпринял в июне 1945 года неожиданную перегруппировку сил, а также уделил внимание дополнительному изучению дислокации англо-американских войск в Европе .

Одного описания операции «Немыслимое» недостаточно для представления целостной картины. Необходимо заглянуть под покров принимаемых решений и рассмотреть, что обусловило разработку этой инициативы. Ход рассуждений Черчилля понять непросто, поскольку у него было амбивалентное отношение к бывшему союзнику. С одной стороны, ему претило продвижение СССР на запад. Еще в годы войны, наблюдая за тем, как Красная армия, выгнав захватчиков со своей территории и перейдя в наступление, погнала их восвояси, освобождая от нацистской тирании одно государство за другим, он выражал крайнюю обеспокоенность происходящим. «Уинстон не может думать ни о чем другом», продвижение красноармейцев стало для него «наваждением», отмечал в дневнике лорд Моран . В сентябре 1945 года, отдыхая на вилле Эйзенхауэра в Антибе, Черчилль жаловался супруге на «большевизацию Балкан», а также на возросшее советское влияние на правительства «Центральной, Восточной и Южной Европы». «Будущее наполнено мраком и угрозой», — констатировал он .

Недовольство активностью СССР выражалось не только в близком кругу, но и в беседах с коллегами. Причем Черчилль не ограничивался использованием лишь дипломатического языка, заявляя о своих взглядах открыто и даже агрессивно. Именно эта агрессия, а также новый круг вопросов, с которыми столкнулись британские политики после окончания войны, вынудит Идена предположить, что поражение консерваторов на выборах 1945 года оказало их лидеру несомненную услугу. «Возможно, так лучше для репутации Черчилля в истории», — записал он в дневнике . Возможно, так оно и было. По крайней мере сам Черчилль, обсуждая в сентябре 1945 года положение дел в Европе, заметил, что счастлив «не нести ответственность за происходящее» .

Черчилль должен был благодарить судьбу не только за то, что не отвечал за формировавшиеся в первые годы после войны договоренности, но и за то, что могло произойти, останься он у власти. На следующий день после бомбардировки Хиросимы экспремьер посетил лорда Камроуза в его офисе на Флит-стрит. Обсуждая последние новости с газетным магнатом, он признал, что с атомной бомбой Америка будет доминировать в мире следующие, как минимум, пять лет. И дальше добавил: если бы он сохранил за собой пост главы правительства, он убедил бы американцев использовать новое оружие для «сдерживания русских» .

К тому, что понималось под «использованием», а также об истинном отношении политика к атомной бомбе, мы вернемся позднее. А пока напомним о неоднозначности намерений Черчилля, который не только критиковал СССР, но и признавал права Советского Союза на перенос западных границ. В частности, в «Надвигающейся буре» он отмечал, что «горе тем вознесенным триумфом на головокружительные вершины руководителям, которые за столом конференции откажутся от того, что было завоевано их солдатами на сотнях кровавых полей сражений!» . Есть у Черчилля упоминания и конкретно об СССР. Он осуждает Чемберлена, забывшего в конце 1930-х годов о Советской России: «События шли своим чередом так, как будто этой страны не существовало вовсе. Впоследствии мы дорого поплатились за это» . Сетуя, что «мы ничего не знаем, что делается позади» русского фронта, и опасаясь попадания в сферу влияния СССР восточноевропейских стран, Черчилль в то же время признавал, что с некоторыми из государств, например с Чехословакией, Россия связана «узами славянства» и «известной расовой близостью», а учитывая «все, что пережил русский народ из-за Германии», это «дает ему право на безопасность собственных границ» и наличие у себя «на западе дружественного соседа» . Негодуя, что «Польша, хотя и освобожденная от немцев, сменила одного хозяина на другого», Черчилль, тем не менее, был согласен, что «Польша означала для России ряд политических и стратегических проблем вековой давности» . Еще в октябре 1939 года, оценивая вхождение советских войск в Польшу, он объяснил «необходимость» этого шага «защитой России от нацистской угрозы» . По прошествии пяти лет, когда Красная армия вернется в Польшу, британский премьер вновь возьмет слово, констатировав, что «если бы не колоссальные усилия и жертвы со стороны России, Польша была бы обречена на полную гибель от рук немцев» . Кроме того, на страницах своих мемуаров он «приветствовал Россию в качестве великой морской державы» и поддерживал внесение правок в конвенцию Монтрё с более благоприятным для России режимом доступа к Средиземному морю .

Все эти цитаты обычно не принято приводить в исследованиях, представляющих Черчилля убежденным и агрессивным представителем антисоветизма. Они выбиваются из общей критики большевиков, которой нет недостатка в обширных сочинениях и выступлениях потомка герцога Мальборо. Да и как быть со столь непоследовательными и противоречивыми взглядами, когда в один период Черчилль осуждает вовлечение восточноевропейских стран в советскую орбиту, в другой — признает право СССР на подобные действия? На самом деле никакой непоследовательности нет, если посмотреть на проблему за пределами черно-белого формата. Кроме того, заявления Черчилля разнесены во времени. Он поддерживал притязания Москвы во время войны, пусть даже в ее завершающейся фазе, и выступал против после капитуляции Германии. В этой связи уместно привести высказывание профессора Джона Рамсдена, который в качестве одной из «самых устойчивых политических особенностей Черчилля» выделял «постоянное изменение тактики по мере того, как события указывали на разные пути достижения конечной цели» .

На отношение к СССР влиял и другой немаловажный фактор — Черчилль не понимал ни Россию, ни те политические силы, которые правили в ней на тот момент . Это и неудивительно. «Трудно разобраться в политике своей страны и почти невозможно понять политику чужих стран», — заметил он однажды . Особенно трудно понять такую страну, как Россия, с ее неисчерпаемыми ресурсами и плохо прогнозируемыми для внешнего наблюдателя возможностями. Недаром тот же Черчилль в своем первом выступлении на радио в годы войны назвал Россию «загадкой, окутанной тайной и спрятанной в неизвестном месте» .

Непонимание — это еще полбеды. Куда опасней была конструкция: что не понимаю, то боюсь. Страх — эмоция не совсем характерная для Черчилля, но именно он стал преобладающим в его отношении к СССР. Еще во время войны, размышляя над послевоенным будущим, британский премьер признавал, что «Россия станет величайшей в мире сухопутной державой». Делясь в сентябре 1943 года своими догадками с фельдмаршалом Смэтсом, он отмечал, что в новых условиях «хорошие отношения и дружественное равновесие между нами и Россией» сможет обеспечить только «братская ассоциация» Британского Содружества с Соединенными Штатами. «Что будет дальше — глазом простого смертного не видно, а у меня пока нет достаточных познаний о небесных телескопах», — делился он с южноафриканским другом .

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению