Василий Иванович надел его на мизинец, который украшают кольцами влюбленные.
Кольцо императрицы для рязанского крестьянина
Лидии Архиповой
В жизни многих известных писателей остается множество загадок даже в наши, кажется, просвещенные дни. Бывает, и случаются открытия, когда вдруг слухи становятся реальностью, а мифы фактом.
Еще в школе хороший учитель рассказывает своим ученикам легенду о кольце с изумрудом, которое Сергей Есенин якобы получил от императрицы Александры Федоровны. Об этом писал и сам поэт. Но дальше увлекательной истории дело не шло. Никто никогда не подтвердил и не опровергнул реального существования есенинского перстня. Словом, его будто не бывало.
Действительно, Сергей Есенин встречался с императрицей и читал ей стихи в 1916 году. Шла Первая мировая война, он был призван в армию и, вероятно, только хлопотами доброжелателей не попал на фронт, а попал в запасной батальон и с апреля числился «санитаром в Царскосельском военно-санитарном поезде № 143 Ея Императорского Величества Государыни императрицы Александры Федоровны». Кстати, в том же, 1916 году Есенин посещал Марфо-Мариинскую обитель в Москве и встречался с великой княгиней Елизаветой Федоровной. Она подарила ему Евангелие из своей личной библиотеки и икону Преподобного Сергия Радонежского. Эти мемориальные вещи находятся в музее поэта в Константинове.
Санитар Есенин много ездит по делам службы, перевозит раненых — в Крым, Киев, Конотоп. И вот 22 июля Есенин приглашен на концерт в царскосельский лазарет по случаю именин вдовствующей императрицы Марии Федоровны и великой княжны Марии Николаевны. Там он читает свою «Русь». Императрица, записано в мемуарах поэта, «после прочтения моих стихов сказала, что стихи мои красивые, но очень грустные. Я ответил ей, что такова вся Россия».
Есенин был пожалован золотыми часами, которые до него не дошли, а осели в кармане некоего полковника Ломана, организатора вечера и, по слухам, покровителя поэта. И перстнем с изумрудом. Известно, что императоры по благоволению поощряли подданных перстнями с бриллиантами. Такие получили в свое время, к примеру, Николай Карамзин за «Историю государства Российского», Николай Гнедич за перевод «Илиады», Василий Жуковский — за вклад вообще и за воспитание цесаревича, в частности. Императрицы, вероятно, использовали перстни с камнями попроще.
Понятно, что после революции хвастаться царским подарком стало небезопасно. И Есенин просто хранил его — как память и навряд ли куда его надевал. Впрочем, украшений поэт, судя по всему, вообще не носил. Единственное упоминание, якобы видели у Есенина перстень с сердоликом на одном из вечеров в начале 1925 года, когда он читал стихи из «Персидских мотивов». Перстень был похож на пушкинский и надет был, как и Пушкин носил, на большой палец. Это воспоминание более похоже на творческий вымысел — так порой видится то, что хочется, но чего не было на самом деле. Нет более свидетельств, чтобы кто-то когда-либо видел у Есенина — сердоликовое ли кольцо, императорское ли с изумрудом, да и вообще какое другое. Мы не находим его и запечатленным на фотографиях поэта. Папироска в руках есть, трубка, а вот колец на пальцах нету. Есенин был известным франтом. Приобрел и научился носить трость, бабочку, цилиндр, но не привычку носить кольца. Не видел он в этом своей эстетики.
Хотя весь Серебряный век прошел под знаком самоцветов и мог бы называться Сердоликовым. Камни не только носили, но прославляли и воспевали на все лады все поэты времени. Пожалуй, только Есенин не посвятил своих строк чарующим минералам. И не оценил их красоты, не поверил в их великую силу. Все ездили к Максимилиану Волошину в Коктебель, который стал образом и стилем эпохи. Все, но не Есенин. Он хотя и жил во времени Серебряного века, но как бы параллельно, и не составил ему славу. Как единичный гений Есенин составил славу только себе и никому более.
Словом, с 1916 года никто изумрудного перстня у Есенина не видел и ничего не слышал. И вот несколько лет назад есенинский изумруд явился в Константинове. На золотом кольце, где обычно ставится проба, сохранилась императорская корона — клеймо мастеров царского двора. Камень — кабошон. Это простейший способ огранки. «Кабош» в переводе с французского — «башка». Камню придается выпуклая форма без граней. Вообще-то огранка кабошон используется часто для не очень чистых камней. И с нашим случился такой же конфуз. После экспертизы вышло, что зеленый минерал не что иное, как хризопраз, камень тоже красивый, да изумруд ценнее будет. Но кто ж его тогда проверял на руке императрицы? Да и не все ли нам теперь равно? Вещица-то все одно историческая.
О кольце и его обретении подробно рассказала Лидия Архипова, бывшая главным хранителем в музее в Константинове.
В мае 1924 года Сергей Есенин приехал в Константиново. Он отправился в Клепики, где когда-то учился, показаться в блеске славы. Но дошел только до села Кобылинка, там жила его 20-летняя троюродная сестра Маша Конотопова. И тут он узнал, что неожиданно попал на свадьбу, сестра выходила замуж. К случаю оказалось у него то изумрудное колечко. И на счастье и в память об этой встрече сделал Есенин сестре своей такой подарок — перстень от императрицы.
Марья Ивановна Конотопова прожила долгую жизнь, и все годы хранилось в маленькой рязанской деревушке в секрете есенинское колечко. В 1993 году она связалась с музеем и, рассказав эту историю, выразила желание отдать перстень в Константиново. Долго проводилась экспертиза, атрибуция. Почитатели поэта и коллекционеры предлагали большие деньги за это удивительное кольцо, но она продала его все-таки в музей. Надо сказать, что за небольшие деньги — цена килограммов трех-четырех стерляди примерно такая же тогда была. Да что и говорить, в 80-е годы, например, 4 рукописные есенинских строфы стоили всего 250 рублей. Автограф Максимилиана Волошина — 3 рубля. А Саши Черного — 1 рубль. Такова госцена русского таланта.
Русские Джеймсы Бонды
В конце XIX — XX века на Москву накинулись русские меценаты, просто какое-то наблюдалось столпотворение русских меценатов в Москве. И всё купцы. Дворянское сословие, как в свое время боярское, к этому времени уже сильно помельчало. Пошло на убыль, так сказать. Купцы же, вышедшие часто из крепостных, в третьем-четвертом поколении уже люди весьма просвещенные и даже продвинутые. Увлеченные отечественной историей и культурой благотворители и собиратели. Свою коммерческую деятельность и получение немаленьких денег от нее рассматривали они только лишь как возможность жить жизнью возвышенной и духовной. Вот так и случился на рубеже веков в Москве расцвет наук и художеств.
Павел Михайлович Третьяков кладет начало Третьяковской галерее. Козьма Терентьевич Солдатёнков делает не менее грандиозное собрание русской живописи, которое в свое время тоже пополнит Третьяковку. Сергей Иванович Щукин создает великолепную галерею французских художников нового направления. Петр Иванович Щукин хранит бережно всю русскую старину. Михаил Васильевич Сабашников преуспевает в издании некоммерческой научной литературы. С именем Саввы Тимофеевича Морозова связано основание знаменитого Художественного театра. Савва Иванович Мамонтов организовывает Новую оперу. А если учесть, что Мамонтовых было несколько, как и Морозовых, но кроме того еще имелись Рябушинские, Носовы, Гиршманы, Харитоненко… И куда это все девать, скажите, пожалуйста? В общем, и впрямь бум какой-то.