С магией такое не помогает, но в том-то и дело, когда Иван понял, что теряет сына, он попросту оцепенел.
Он не мог пошевелиться, не мог двинуться, не мог… это было, как в дурном сне. Когда все видишь и осознаешь, а двинуться не можешь, и руки с ногами поднимаются так медленно, бесконечно медленно…
Княжна среагировала первой.
Каким образом ей удалось разорвать смертоносную цепь?
Иван так и не понимал. Обычная же девушка. Он сам исследовал ее магию, пока княжна была без сознания и полностью открыта.
Ничего особенного. Самый обычный маг земли. Таких – двенадцать на дюжину.
Нестандартный подход к заклинаниям, о котором говорил Романов?
Ну, так что же? Таких специалистов мало, они ценны, но это ничего не объясняет. Это ведь не магия, это склад ума.
Просканировать память княжны?
Тоже неплохо бы, но на такое Иван идти не хотел. Получится из Марии овощ, а это несправедливо по отношению к девушке. Да и Бог с ней, со справедливостью, такими категориями глава государства не оперирует. Но вы подумайте, секрет он узнает, а дальше – что? Живая и здоровая княжна Горская может быть более полезна.
А что он обязан ей за сына…
Нет, не обязан.
И вообще…
Иван не хотел признаваться даже самому себе, что ощущал себя подлецом. Очень уж неприятное это было ощущение. Гаденькое такое…
Не привык его величество чувствовать себя в долгу. Ох как не привык…
И что теперь делать?
План был прост. Княжна погибает, сын свободен от приворота, а сейчас как поступить? Понятное дело, в соответствии с государственными интересами. Только вот…
Его императорское величество понимал, что примет наилучшее для государства решение, и достаточно быстро. Но…
Это потом. А сейчас ему было крайне неуютно.
* * *
Игорь Никодимович Романов тоже чувствовал себя крайне неуютно.
Понятно, что Матвеева им подставили.
Понятно, кто подставил. Но – но!
Раньше у него были ясные и четкие планы, предусматривающие смерть княжны Горской, обвинение юрта Шуйских…
Сейчас было неясно, что делать. И Романов предпочел подождать инструкций от императора. А уж потом, потом…
Когда не знаешь, что делать – ничего не делай. Не то вдвойне нагорит.
И Романов ждал.
* * *
Глава юрта.
Должность?
Титул?
Образ жизни.
Матвей Иванович Матвеев был главой юрта вот уж двадцать лет, даже больше, и настолько сроднился с этой должностью.
Легко ли это? Знать, что от одного твоего слова зависят жизни, что по мановению твоего пальца пойдут на смерть десятки и сотни людей, что ты реально властен в жизни и смерти.
Не бумажки, не игрушки…
Реальная власть.
Страшная, тяжелая, кровавая…
Где цена за ошибку – смерть. Причем, не только чья-то, но и твоя собственная, твоих родных, близких, твоей семьи, твоего дела…
Один неверный шаг может уничтожить плоды твоих многолетних трудов, и это страшно. Очень страшно. Но с этим страхом привыкаешь жить. С ним срастаешься, с ним живешь, дышишь, с ним встаешь и ложишься…
И все же, он рядом. Как прирученный, но до конца не покоренный волк, готовый кинуться и впиться в горло. И клыки есть, и когти на лапах…
Матвеев перебрал бумаги на столе…
Были у него осведомители в ведомстве Романова, были. И сообщили ему то, что мужчину не порадовало. Он решительно дернул за хвост колокольчика и дождался, пока в кабинет войдет и поклонится слуга.
– Позови ко мне Анастасию Матвеевну.
– Да, господин.
Слуга вышел.
Через несколько минут дверь кабинета распахнулась. Матвеев неприязненно посмотрел на дочь.
Хороша?
Да, очаровательна, умна, красива…
Ладно. Второй пункт вычеркиваем. Безусловно, Анастасия знает несколько языков, хорошо музицирует, прекрасно рисует, поет, вышивает, читает классическую литературу, может поддержать беседу на самые разные темы…
Этого – достаточно?
Как оказалось – нет. Это не ум, это образование и эрудиция, но не ум. Не логика, не рассудочность, не изворротливость. Иначе не подставила бы она свой юрт, да так, что неизвестно, как из этой ситуации выпутываться.
Бабы!
Как мужика видят, так у них мозги отключаются, а между ног замыкает. И все решения низом принимаются, не верхом.
– Вы звали, батюшка?
Анастасия чуть присела в реверансе, глаза потуплены, руки сложены под грудью – идеальная дочь, да и только. Матвеев скрипнул зубами, но сразу орать не начал.
– Проходи, дочь.
Прошла.
Послушно присела на край кресла, потупила глазки, смущенно улыбнулась.
– Слушаю вас, батюшка.
– Я тебе что сказал? – мягко уточнил Матвеев.
– Батюшка?
– О цесаревиче?
Воплощение невинности.
– Батюшка, что-то случилось?
Ага, не тебе, девочка, со мной в эти игры играть. Там, где ты училась – я преподавал.
Матвеев криво улыбнулся.
– Действительно, дочка. Случилось. Его императорское величество собирается объявить о помолвке наследника престола.
– Батюшка?
– Не с тобой. С княжной Горской.
– ЧТО!?
Куда только и манеры делись.
Глаза выпучены, рот открыт, лицо искажено в гримасе возмущения… и стало из красивого – откровенно страшненьким. Лягушачьим, каким-то. Словно душа наружу показалась из-под маски.
Матвеев не обманывался красотой своей дочери, он отлично знал ее характер.
– Да, дорогуша. Ты добилась своего, – с расстановочкой произнес он. Словно по лицу плеткой хлестнул.
– Я!?
– А кто же? Ты интриговала, ты пыталась устранить соперницу, ты привлекала к ней внимание, и император заинтересовался. Чему ты удивляешься?
Анастасия съежилась в кресле. Пальцы скрючились, терзали подлокотники так, словно это было чье-то горло.
Вцепиться, разорвать… ненавижу!!!
Матвеев наблюдал за этой картиной с плохо скрытым удовлетворением.
– Ты этого хотела?
– Я не…
– Ты хотела, чтобы княжны Горской не было. Ты подсылала к ней убийц?
Анастасия медленно кивнула. И то, Матвей Иванович не спрашивал, он утверждал. Он и так все знал.