Нигде не снимала квартиру, не пользовалась документами, никуда не уезжала, не покупала ничего, не училась нигде, не регистрировала свадьбу или что-то еще…
Если честно, у меня были самые плохие мысли на этот счет. И кажется, у Вани тоже.
– Думаешь, найдем – живой?
– Продолжать поиски стоит. А уж что мы найдем…
– Ты не надеешься.
– Но и не брошу эту балбеску.
– Спасибо.
Ваня крепко сжал мою кисть, поглядел прямо в глаза. Да, досталось парню. Он ведь благодарит не за Арину – за всех и сразу. Тяжко ему…
– Держись, братик. Нам – да не справиться?
Ваня медленно кивнул.
– Справимся. Обязательно справимся.
* * *
Стоит ли говорить, что я как в воду глядела?
Храмова действительно отравили. Какой-то гадостью… я даже название выговорить не смогла с первого раза. Какое-то растительное соединение. Я так поняла, какая-то выварка или вытяжка из аконита.
А что?
Лютики-цветочки у меня в садочке… мало кто помнит, что этими цветиками-семицветиками с пещерных времен народ травили. Натуральный, экологически чистый яд. Все свое, домашнее…
Видя, что я так и не понимаю, в чем суть, епископ вежливо разъяснил мне.
На расследовании я настояла очень удачно, быть бы мне первой подозреваемой. А так…
Сына моего муж признал, признал при всех, тут у меня нет мотива.
Замужество?
Тут у меня полнейшее алиби, рядом со мной последние месяцы ни одного мужчины не появлялось.
Выгода?
Я – княжна. Тут тоже пролет. Одним словом, мне Храмова травить было незачем. А вот его семье – запросто. Может, и кому-то еще, кто ж знает? Расследовать надо!
В столицу уже отписали.
Новый генерал-губернатор уже назначен, едет, это некто Александр Викторович Благовещенский. Фамилия не особо из старых, не так, чтобы богатая, но человек очень достойный, личным примером показывающий, что всего можно добиться. И воевал, был ранен, и на гражданской службе себя самым достойным образом проявил, и женился удачно…
Образец для подражания, одним словом.
Я кивнула. Честно говоря, меня никакие губернаторы не интересовали. Не мешался бы никто под ногами! У меня была своя программа действий.
Первое – оправиться от родов.
Второе – дорастить младшего до года, старшего – до двух.
Третье – разобраться с наследством и наладить взаимодействие с управляющими.
Четвертое – удачно пристроить братьев.
Мало?
Да стоит только начать, не будешь знать, за что хвататься! Это я еще молчу про папеньку, про Матвеева, про Демидова, про столицу…
Молчу, молчу, молчу…
А как мне в голос взвыть хочется! Кто бы знал!
* * *
Похороны состоялись ровно через три дня.
Я стояла у гроба, который медленно опускался в землю.
Не плакала, не изображала страдание – это пошло. Да и просекаются такие вещи на раз-два.
Если уж берешься изображать какое-то чувство, следи за достоверностью игры, а то публика год плеваться будет. Я картинно рыдать не умела, вот и не изображала ничего. Стояла во всем черном, под вуалью, комкала в руках платок и молчала. Принимала соболезнования, отвечала такими же протокольными фразами – и только.
Первая бросила горсть земли на гроб, первая положила букет из темно-вишневых, почти черных роз на свежий холмик.
Не рыдала, не выла, не кидалась…
И была вознаграждена фразой, которую уловила по пути к карете.
– …ты что хотела? Это не быдло, это – княжна, она иначе, поди, и не может, бедная…
Вообще-то могу. Но не буду.
Стыдно признаться, но каких-то сильных чувств я не испытывала. Поймите меня правильно, мне было жалко Храмова, как любого хорошего и достойного человека. Я сочувствовала ему, сострадала, понимала, мы оказались полезны друг другу, мы были союзниками, но и только. В моем сердце он места не получил.
Случись что-то с Ваней – и я буду рыдать вполне искренне.
Аришка пропала – я не могу сказать, что постоянно думаю лишь о ней, но безусловно, пойду на многое, чтобы помочь сестричке.
Храмов умер.
Я знала, что он умрет, и я старалась не привязываться.
Андрей Васильевич, при том, что мы общались куда меньше, стал для меня вторым отцом. Храмов ничего подобного не сделал.
Это не хорошо или плохо, это просто данность.
Мне его жалко. Но жалость не заставит меня ни выть, ни рыдать, ни биться в истерике. А свечку за упокой я схожу, поставлю. Обязательно.
* * *
Поминки.
Здесь этот обычай тоже есть.
Накрывать пришлось два вида столов – для бедных и для богатых.
Для бедняков – официально взяла на себя городская управа. Я внесла примерно половину суммы, и на главной площади поставили бочонки с вином и столы с пирогами, кутьей и прочим, что полагается. Я не вникала.
Любой, кто захочет помянуть генерал-губернатора Храмова, может прийти, выпить, закусить, получить горсть мелочи на помин души, иногда еще и вещи раздают… Здесь так принято.
Это – для бедняков.
Для "высшего общества" был накрыт стол у нас в доме.
Блюда примерно те же, но приготовлены намного лучше. Поток соболезнующих не иссякал.
Мне целовали руку, мне глядели в глаза, мне выразительно сочувствовали и предлагали всяческую помощь. Застолья здесь не устраивали – понимали, как это тяжело. Обходились фуршетом.
Но и так…
К середине дня я уже на ногах не стояла.
Тяжело было не морально – физически. Раньше я не понимала, отчего так устала Маргарита на балу у Сатаны. Сейчас же…
Каторжно тяжело быть точкой фокуса. Каждому улыбнуться, для каждого найти хотя бы пару слов, каждого поблагодарить, и все время, каждую секунду, держать лицо.
Помнить о своей роли и не выходить за рамки.
Получится?
Я должна, я справлюсь…
Шло время, шли гости…
Большие часы пробили шесть вечера, когда…
Дверь распахнулась.
– Его светлость граф Благовещенский с супругой и дочерью!
Я повернула голову и застыла.
Маруся, ты дура.
Нет, даже не так. Ты хроническая, клиническая идиотка! Хоть имя бы выяснила, не стояла бы сейчас в позе удивленного суслика!