Мысленно я сократил расстояние между мной и красным «Фоккером». Сознание разделилось – я продолжал сидеть в кабине «Кэмела», и одновременно меня засасывала воронка сна наяву. Второй «я» теперь находился в триплане Красного Барона.
– Здравствуй, Рой, – сказал Рихтгофен. – Впереди твой друг?
В «Кэмеле» Тадеуша загорелось масло. Языки пламени выбивались из фюзеляжа, аэроплан летел, оставляя позади черные клубы едкого дыма.
– Я ведь убью его, если ты меня не остановишь.
Тот Манфред, который говорил со мной, казалось, не зависел от Красного Барона, чьи пальцы нажимали на гашетку пулемета. Прищуренный взгляд, стиснутые губы – Манфред, управляющий «Фоккером», выглядел как хищник, преследующий жертву. Для него существовала только очередная победа.
– Убей меня, Рой, – сказал другой Манфред. – Я ведь предупреждал, что не остановлюсь.
Первый «я» стрелял. Длинные очереди разрывали воздух, но расстояние между моим «Кэмелом» и «Фоккером» Рихтгофена было слишком велико. Поздно! Не успеть… Аэроплан Тадеуша будто споткнулся о невидимую преграду, клюнул носом и стремительно полетел к земле. Из клубов дыма вырвался желтый комочек – выпущенная канарейка устремилась в вышину, словно вылетевшая душа моего друга.
Еще секунда, и Красный Барон уйдет с линии огня, а я потеряю шанс убить своего врага. Сознание больше не находилось в его «Фоккере». Оно слилось с другим «я» в кабине «Кэмела». Красная птичка готова была растерзать противника. Но мои непослушные пальцы отказывались давить на гашетку, потому что в кабине «Фоккера» я видел себя.
Я, а не Красный Барон убивал моих друзей. Я, а не Красный Барон вел счет своих побед, словно на спортивном соревновании. Я вспомнил свой беззвучный крик, когда держал на руках тело Аманды.
Кто-то должен остановиться первым. Манфред фон Рихтгофен летел впереди, подставляя «Фоккер» под выстрелы, которых не прозвучало. Мои пальцы соскользнули с гашетки. Мы продолжали лететь друг за другом, не сворачивая.
С земли стреляли пулеметы.
Возможно, это был действительно удачный выстрел. Возможно, кому-то просто повезло. Потом мне рассказывали, что пуля пробила грудь Рихтгофена у самого сердца, но умер он не в воздухе, а на земле. Его красный аэроплан рухнул у окопов, и множество фигурок-муравьев устремились к павшему хищнику.
Я повернул «Кэмел». Чувств не было – только пустота. Пройдет несколько дней, и победу над Красным Бароном припишут мне – войне всегда нужны новые герои. Но это будет в будущем. А сейчас я возвращался на аэродром.
Что-то светлое, словно маленькое невесомое облачко, бывшее ранее Бесом, оторвалось от моего биплана, развернуло крылья и устремилось к солнцу за белые пушистые облака.
♀ Рыцарь и авиадора
Первый полёт Лидочка совершила на свой восьмой день рождения. Вернувшись домой после выставки аэростатов в Гатчине, восхищённая увиденным девочка съехала с крыши сарая на зонтике. Лидочка упала в крапиву, ушиблась и так сильно испугалась, что папенька, известный генерал, герой Балканских войн Михаил Николаевич Андреев, почти не ругал дочку, только оставил её без ужина.
Став гимназисткой, Лидочка продолжала грезить о полётах. Она зачитывалась журналом «Воздухоплаватель», она мучила преподавателя физики вопросами об аэростатах. Когда же в восьмом году в Петербурге открылся аэроклуб, у которого был собственный воздушный шар, Лидочка мало того, что постоянно сбегала на взлётное поле, так ещё и пыталась убедить инструктора – сначала кокетством, а после стянутыми из материнской шкатулки жемчужными серьгами, – чтобы её хоть раз взяли с собой в воздух. Впрочем, в этом она так и не преуспела.
Первый настоящий полёт Лидочка совершила двумя годами позже. Папенька по приказу императора проводил личный смотр воинской части нового вида – воздухоплавательной, в состав которой входило более дюжины дирижаблей новейшей конструкции. Лидочка напросилась с ним, побожившись вести себя, как полагается благородной девице, то есть не начинать дискуссии с авиаторами о достоинствах и недостатках мягких и жёстких дирижаблей, не расспрашивать наземный персонал о подробностях причаливания, и уж тем паче не просить механиков показать ей двигатели, которыми оснащены машины.
Поначалу девушка и впрямь чинно следовала за папенькой, во все глаза смотрела на громадные летательные аппараты и слушала, как Михаилу Николаевичу докладывали о том, сколько бомб и гранат можно нести на одном таком дирижабле в случае военных действий. Но Лидочка вмиг позабыла все свои обещания, когда по окончании осмотра парка дирижаблей их повели в отдельно стоящий ангар, где экспериментировали над созданием новых летательных машин – аэропланов, ненадёжных лёгких конструкций, едва способных нести человека.
– Между нами говоря, господин генерал, – с доверительной усмешкой шептал на ухо Михаилу Николаевичу командир воздухоплавательного воинского отделения, – не зря мы отклонили предложение этих американцев, братьев Райт, о покупке их изобретения. Судите сами, много ли толку от этих машинок из фанеры и ткани? Да и те всё никак собрать не могут. Мои лучшие офицеры-воздухоплаватели три месяца бились – и без толку. Я их уже отозвал, а сейчас там только энтузиасты и копошатся. Якобы слышали, что кто-то из киевских инженеров сумел-таки взлететь. Да вот смотрите сами – сейчас ещё раз пробовать собираются!
И впрямь – двери ангара распахнулись, и несколько мужчин выкатили из него лёгкую многокрылую машину на колёсах с деревянным пропеллером на носу. Узкие пластины, расположенные друг над другом, связанные стойками и растяжками, делали аэроплан немного похожим на многоярусный стеллаж или этажерку. Один из мужчин забрался на сидение пилота, лопасти пропеллера закрутились, и лёгкая машина, подскакивая на кочках, понеслась вперёд по полю. А потом внезапно поднялась в воздух, пусть и совсем невысоко. Наблюдавшие за этим у ангара мужчины заулюлюкали и подбросили в воздух шапки. Аэроплан тем временем сделал над полем круг и, задев брюхом забор, рухнул на траву.
Сопровождавший папеньку офицер пренебрежительно фыркнул:
– Ну, и что это за баловство? Будущее военного воздухоплавания совершенно определённо за дирижаблями.
Генерал задумчиво кивнул, а Лидочка заворожённо смотрела на крылатую машину. Это была любовь с первого взгляда. До сегодняшнего дня она не верила, что может быть что-то прекраснее аэростатов, но аэроплан покорил её сердце в мгновение ока.
Тем же вечером, ускользнув со званого ужина, который давали в честь её папеньки, Лидочка пробралась к ангару. Хотя на улице уже стемнело, в ангаре горел свет, и девушка увидела внутри, за рабочим столом, заваленным чертежами, одного из авиаторов.
Воспитанница института благородных девиц, Лидочка уже знала о себе, что природа не наделила её красотой, элегантностью и очарованием, которыми могли похвастаться многие её подруги. Лидочка не была тонкой, воздушной блондинкой с томным взглядом голубых глаз, плавными манерами и длинными ресницами. Она была живой и порывистой кареглазой брюнеткой. А когда невысокая Лидочка водружала себе на голову модную широкополую шляпу, она казалась ещё ниже ростом и в сердцах называла себя табуреткой. Действительно, не-красавицы не вызывают романтических порывов у нарядных молодых дворян и красивых офицеров, а потому флиртовать с работающим в ангаре авиатором можно было и не пытаться – только выставишь себя полной дурочкой.