О влиянии Дэвида Боуи на судьбы юных созданий - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мишель Генассия cтр.№ 8

Исчез!

Испарился!

Наверняка какой-нибудь оборзевший навозник (цитата из Лены), увидев, как он валяется, решил, что это выброшенная рухлядь, и забрал себе. Как будто хозяин «харлея» мог бросить свой мотик! Это стало тяжелым испытанием для матери, словно она потеряла дорогое существо. Его исчезновение оставило зияющую и тягостную пустоту в ее душе. Она была потрясена и глубоко задета. Именно в тот момент я понял, что она не притворялась, не разыгрывала из себя bad girl ^[22] или подобие рокерши, а была совершенно искренна, и ее поведение было чем-то большим, нежели образом жизни. Она не вставала в позу, не выпендривалась, не следовала моде, просто сама ее жизнь выражалась таким способом. Наверно, произошло недоразумение, ей следовало жить не в этой стране, где она не соответствовала общепринятым нормам и где на нее косо смотрели, а в Америке. Может, там она стала бы незаметной, никто не обращал бы на нее внимания, она растворилась бы в окружающем пейзаже. Но она жила здесь и здесь чувствовала себя абсолютно нормальной, а ее считали экстравагантной оригиналкой.

* * *

Как я уже говорил, Алекс – мой единственный приятель, мы познакомились в коллеже на улице Сент-Амбруаз в шестом классе. Нас было двое в школьном дворе, кто ни с кем не разговаривал, с кем никто не разговаривал, мы обменивались взглядами, но не осмеливались подойти друг к другу; мы должны были встретиться и стать друзьями с первого дня, но оказались в разных классах.

В тот день я обнаружил, что у меня проблема. Раньше я с ней никогда не сталкивался, учительницы были предупреждены или передавали информацию друг другу, но в коллеже было полдюжины преподавателей, и в начале каждого учебного года следовало заполнить исповедальный листок со всеми данными. Сейчас я говорю себе, что Лене или Стелле не мешало бы об этом подумать и меня проинструктировать, но в результате я оказался один на один с графой, которую должен был заполнить: профессия отца. В тот конкретный момент я не запаниковал, а задумался, чем должен был заниматься мужчина, которого я не знал и о ком никогда не слышал ни слова, а раз уж я ничего не знал, то и написал: неизвестна. До этого мгновения я никогда не задавался вопросом о своем отце.

У меня его не было.

И точка.

Я не понимал, что отец требуется.

Его отсутствие никогда меня не смущало. А значит, наличие отцов не является необходимостью. Первым уроком была история с географией, преподаватель, собирая листочки, быстро их просматривал, на меня он бросил добродушный взгляд:

– Мартино, если ваш отец безработный, то следует указать его прежнюю профессию.

– Но я о ней ничего не знаю, месье, у меня нет отца.

Учитель послал мне улыбку, полную сочувствия, как если бы мальчик моего возраста не мог быть сиротой. Я добавил, чтобы его успокоить:

– Зато у меня две матери. Я могу вписать обеих, если хотите.

Он покраснел, я почувствовал неловкость. Его неловкость. Он три раза проговорил «Гм…», потом:

– Ну да… можно и так… давайте.

Он вернул мой листок, я вписал: Мать 1 – татуировщица, мать 2 – рестораторша. Учитель посмотрел на меня с выражением, которое мне не удалось понять, на какое-то мгновение он явно спросил себя, не смеюсь ли я над ним, но удержался от любых замечаний и перешел к следующему ученику. Профессия матери всегда привлекала внимание преподавателей и вызывала улыбки: «Татуировщица? Надо же, как забавно».

Лично я ничего забавного не видел. Но профессия матери и ее семейное положение превращали меня в оригинала. Независимо от меня. Внезапно мужчина, который не существовал, начал влиять на мою жизнь, не впрямую, ведь я по-прежнему о нем не думал, но потому, что мне о нем постоянно напоминали соученики, особенно на переменках или после занятий. Как раз из-за этого фантома и начались мои неприятности. Я не ищу себе оправданий, но его тень омрачила мои школьные годы. Особенно мне отравлял жизнь мой сосед по парте, мерзкий Джейсон Руссо, с его стрижкой ежиком. Я сел рядом с ним, потому что только его я немного знал в этом классе: он был сыном булочника, и я часто сталкивался с ним, когда ходил за хлебом. Стоило учителю отойти, он пихнул меня локтем, наклонился поближе и прошипел прямо в ухо:

– Ну, у тебя дома не соскучишься.

Я не очень понял, что он имел в виду, но кивнул.

– А ты их видел?

– Кого?

– Как кого, the two ^[23] кобелих.

– Кто это?

Тут я должен сделать отступление. Мне было одиннадцать, и я был не самым продвинутым, Руссо немного больше. Я существовал в защищенном мирке. В доме многие слова никогда не произносились. Он от души веселился, а до меня не доходило, что он хотел сказать.

– О чем ты говоришь?

– Ну, они дрочат друг друга? Ты их видел или нет?

Он вкратце мне объяснил, и я с ужасом осознал, что он имел в виду. Я бросился на него. Это была первая из непрекращающейся череды драк; как меня это ни злит, но должен признать, что всегда оказывался битым. Драки прекратились только в начале третьего года, когда меня на неделю отчислили и я решил, что ноги моей больше не будет в коллеже. Руссо был из футболистов-баскетболистов, а я нет, я терпеть не мог спорт, он был раза в два плотнее меня и на двадцать сантиметров выше. Я проигрывал все бои, но со временем понял, как нужно действовать. Чтобы он не мог воспользоваться преимуществом в весе и росте, я приклеивался к нему вплотную и бил по ребрам, так что, пока он успевал среагировать и отцепить меня, мне тоже удавалось причинить ему боль, и я испытывал удовлетворение, видя, что он меня боится. Все четыре года он провоцировал меня, и всякий раз я без колебаний лез в драку. Меня не смущало, что я получал взбучку, если взамен заставлял его пожалеть о тех помоях, что он на меня вылил. Но часто он ходил в компании приятелей – четверых малолетних придурков, которые насмехались надо мной, над матерью и над Стеллой. И это все усложняло. Меня так задевало то, что они выкрикивали, что я недолго сдерживался и бросался на них, но раз их было много, мне здорово доставалось. Когда я встречал кого-то из них поодиночке, тот проходил мимо, будто меня не замечая, но стоило им собраться вместе, и я получал свою порцию насмешек, непристойных жестов, а если вступал в драку, то жаловаться бежали они, клянясь всеми святыми, что это я мстительный задира и напал на них без всякого повода, и всегда получалось, что я и виноват, потому что никогда не говорил о том, чем именно они меня спровоцировали. Я не хотел, чтобы Лена и Стелла узнали, что про них несут, я не хотел, чтобы они упрекали себя в чем-то или чувствовали себя виноватыми, мне казалось, что я их запачкаю. По сути, это была моя проблема, а не их, они тут ни при чем, мой груз – мне и тащить, и я должен научиться сам разбираться со своими делами, а не бегать хныкать к мамочке, тем более что в любом случае это ничего бы не изменило. Может, я и должен был обо всем рассказать, открыться Стелле, она смогла бы помочь, подсказать, но я был слишком молод, боялся ее ранить и так никогда ничего и не сказал.