– Как-нибудь на днях, почему бы и нет? – сказал Алекс. – Но я не знаю, захочет ли Поль.
– Ты не хочешь, чтобы Алекс спал в твоей комнате? – вопросила мать, чуть ли не шокированная.
– Выпускные экзамены – это важно, не стоит его расхолаживать.
– Послушайте, мы тоже были в вашем возрасте, и даже раньше вас, так что не собираемся вас стеснять.
– Чуть не забыл, Лена, примите мои соболезнования, – сказал Алекс.
– По какому поводу?
– Я видел уведомление у входа.
Лена встала, подошла к входной двери и вернулась с уведомлением. Мгновение она его разглядывала, я был уверен, что сейчас она откроет конверт, но она разорвала его на кусочки и выбросила в мусорное ведро.
Можно лгать другим, скрывать от них правду, отдалиться от них на такую дистанцию, чтобы они не смогли добраться до вашего сердца, но нельзя запретить им существовать. Стелла выбрала путь спокойствия, и у нее не было никаких причин конфликтовать с подругой на этой почве, Алекс вообще был не в курсе. Зато я горел желанием узнать. Мать никогда ничего не говорила мне о своей семье. Она всегда отказывалась обсуждать этот вопрос и умудрялась уйти от ответа, реагируя с такой надменностью, что вы не смели продолжать, опасаясь катаклизма. До последнего времени я не был готов к прямому столкновению, но теперь она меня больше не пугала. Я знал, что рискую, что дело может плохо обернуться и она способна выставить меня из дому, и не могу сказать, что меня это не волновало, но мне было куда важнее узнать про свое прошлое.
* * *
Ночью я встал, когда все уже спали, и пошел на кухню. Открыл мусорное ведро, достал разорванные клочки, не так уж много их было. Разделил обрывки конверта и самой карточки. Разложил кусочки вплотную друг к другу – небольшой трогательный пазл, возвещающий о смерти незнакомки, закрепил восстановленное с помощью клейкой ленты:
«Мадам и месье Лоран, Шарль, Мартино, их дети, их жены и мужья, их братья и сестры, их дяди и тети, – там было пятнадцать убористо исписанных строчек, – с глубоким прискорбием извещают о кончине Мари-Лор Мартино, призванной к Господу на тридцать пятом году жизни. Погребальный обряд пройдет во вторник в церкви Сент-Оноре-д’Эйло и захоронение в тот же день в семейном склепе на кладбище Пасси».
Если отбросить версию омонимического совпадения, передо мной предстала большая часть моей семьи по материнской линии, мои дедушка, бабушка, дяди, тети и кузены с кузинами. И я, кто всю жизнь провел с абсолютным минимумом предков и вдруг обрел многочисленное семейство, совершенно не собирался этим пренебрегать. Я представления не имел, как поступит мать, но сам решил отправиться на похороны. Я прислонил восстановленную картонку к кофеварке и поднялся к себе досыпать.
Когда я открыл глаза, было совсем светло – нерабочий понедельник с прозрачным небом. Я услышал шум на кухне и встал. Стелла и Лена сидели друг против друга. Они не разговаривали. Я сел рядом со Стеллой, она протянула мне кружку, я налил себе кофе. Мать вроде не злилась, у нее было отсутствующее лицо. Она держала карточку кончиками пальцев, Стелла смотрела на нее с расстроенным видом.
– Это была моя сестра, – сказала Лена глухим голосом. – Моя младшая сестра. Единственная, кто…
Она пожала плечами, выражая покорность судьбе, взяла коробку с сигариллами, прикурила одну. На этот раз Стелла не возражала.
– Ты должна была рассказать мне раньше, – сказал я.
Она по-прежнему витала где-то в своих мыслях.
– Возможно, – наконец ответила она.
– Завтра я пойду на похороны.
– Как хочешь, – сказала она.
Лена встала, оставив карточку на столе, бросила сигариллу в чашку с кофе и вышла с кухни.
– Ты сходишь со мной? Прошу, постарайся, – спросил я Стеллу.
Казалось, она колеблется.
– Послушай, если твоя мать не хочет туда идти, будет неправильно, если пойду я.
Лена вышла чуть позже вместе со Стеллой. Я остался дома, решил почитать. Поискал в Гугле, что там было о семье Мартино, получил шесть миллионов ответов и для каждого присоединенного имени еще десятки тысяч вариантов, у меня не было ни времени, ни мужества продолжать, и я вышел из поиска. Алекс позвонил и позвал в кино, я сослался на усталость, он предложил зайти, я сказал, что хочу побыть один; он повесил трубку, не попрощавшись. Каролина позвонила, я не ответил. Мелани прислала эсэмэску, хотела обсудить один важный момент, который я упомянул. Я выключил мобильник, чтобы меня оставили в покое.
Лена и Стелла вернулись ближе к полуночи. Я смотрел телевизор в гостиной, спросил Лену, что она намерена делать завтра, та не ответила.
* * *
Я редко бывал в церкви, и место показалось мне величественным. Я приехал на метро, заранее. На паперти толпилась куча народа, человек двести, а то и больше, в основном довольно молодые люди с серьезными лицами, они здоровались, целовались или сдержанно обнимали друг друга. Все были в темной одежде, и казалось, их переполняет печаль. В своем синем дафлкоте я ничем не выделялся. Атмосфера была тяжелой, движения скованными, даже дети выглядели грустными, как будто малейшее проявление живости считалось неприличным и неуместным. Я остался стоять на другой стороне улицы, наблюдая за лицами, поведением и пытаясь понять, кто из них кто. В некоторых вроде было какое-то сходство со мной или с Леной, но, возможно, я просто строил иллюзии.
В самом начале одиннадцатого прибыл траурный кортеж и остановился перед входом. Ворота церковного портала распахнулись. Четверо носильщиков вытащили из одного из трех черных микроавтобусов большие венки и встали рядом, толпа молча потянулась внутрь, и, когда все расселись, они вытащили гроб светлого дерева и внесли его внутрь церкви. Створки портала закрылись, я прошел в боковую дверь справа и устроился в последнем ряду. Никто не обратил на меня внимания.
Священники появились из глубины нефа в сопровождении детей из хора, некоторые из них присели, другие переговаривались тихими голосами, служба все никак не начиналась. Многие плакали, промокая глаза носовыми платками. Женщина лет пятидесяти, пухленькая, с темными волосами, прикрытыми платком, села рядом со мной. Она тяжело дышала, как после пробежки.
– Уже начали? – встревоженно спросила она, обмахиваясь рукой.
– Не думаю, – ответил я.
– Я Роберта, – выговорила она, как некую очевидность, с легким акцентом.
Она наверняка полагала, что я должен ее знать.
– Меня зовут Поль.
– Вы родственник? Или друг?
– Родственник, дальний.
– Бедная мадам, она была так любезна со мной. Какое несчастье.
Воздушный и очень мягкий звук органа заполнил церковь. Присутствующие встали, мы последовали их примеру. Роберте необходимо было выговориться, она рассказала мне на ухо, что ногой не ступала в церковь со дня своей свадьбы двадцать пять лет назад, что в результате она развелась, а бывший муж вернулся в Португалию. Она не выносила похорон и никогда на них не ходила, потому что слишком горевала, но на эти не могла не прийти, и все же она верила в Бога, существует кто-то над нами, это точно, но она уже не верила, как раньше, когда была маленькой.