Поначалу я был очень осторожен с медленными танцами, не мог же я рисковать тем, что выдам себя, поэтому я отклонял приглашения, но быстро понял, что не следует строить из себя недотрогу и придется как-то разруливать ситуацию, так что я решился, но избегал слишком близких контактов, сохраняя дистанцию, достаточную, чтобы я мог контролировать неконтролируемое. Меня тоже часто кадрили. И должен заметить на этих страницах, что методы съема были в точности такими же, как в любом клубе гетеросексуалов.
Удручающе такими же.
От «Вы здесь новенькая?» до «Могу угостить вас стаканчиком?». Я всегда увиливал, ссылаясь на то, что я здесь с подругами, и присоединялся к маленькому кружку приятельниц Каролины, с которыми мы хохотали до упаду. Я приходил туда не затем, чтобы подцепить девушку, я приходил, чтобы побыть самим собой, повеселиться и потанцевать, и, могу признаться, это было открытием. Здесь я чувствовал себя как дома, среди своих, пусть эти свои и были поголовно женского рода.
* * *
Я был уверен, что приземлился в раю, месте, где были одни женщины, а я оказался единственным наличествующим мужчиной, там танцевали ночь напролет, пили невообразимые коктейли, и я не мог представить или оценить весь риск сложившейся ситуации.
Ночь была странной. Народу меньше, чем обычно, непонятно почему. Я танцевал с Каролиной, с ее подружками и один. Потом вышел размяться на балкон. Оттуда открывался вид на танцпол внизу. На балконе стояли низкие столики и табуреты, музыка долетала чуть приглушенной, это было единственное место, где при желании можно поговорить, если напрячь слух.
Я облокотился на балюстраду и наблюдал за движениями танцующих внизу, когда ко мне подошла женщина. У нее были завораживающие, необычайно тонкие черты, светлые длинные волосы, отброшенные назад и открывающие огромный лоб, она казалась одновременно и хрупкой, и крепкой. У нее была особая манера смотреть на вас исподлобья, склонив голову, – возникало ощущение, что она делится чем-то потаенным, когда говорит с вами своим низким голосом. Ей непременно хотелось угостить меня стаканчиком, я отказался, она продолжала настаивать, я согласился. Мы отправились в бар на втором этаже. Я не очень представлял, что выбрать. Она заказала «Блэк Вельвет»
[50], я никогда такого не пробовал и сказал: «Почему бы нет?» Мне следовало бы поостеречься. Страшная штука. Первая порция проскакивает легко, вторая тоже.
Потом пускаешься в свободный полет.
Без страховочной лонжи.
Освободился столик. Мы присели. И разговорились. До зари. Есть люди, рядом с которыми можно провести годы, так и не сказав двух слов, и есть другие, с которыми жизни не хватит, чтобы наговориться. Алина принадлежала ко второй категории.
Она бывшая профессиональная танцовщица. Была в труппе Оперы, работала в Нью-Йорке и в Берлине, но ей пришлось оставить карьеру из-за проблемы с коленом. Сейчас ненадолго приехала в Париж, чтобы повидать семью, вообще-то, она работает над спектаклем в Лондоне и предлагает мне приехать его посмотреть. Ей хотелось знать, чем я занимаюсь, я рассказал о своей работе в «Беретике». Она слышала об этом ресторане, но до сих пор не было случая там побывать. Я дал ей адрес. Она обещала зайти, как только сможет. Я объяснил, что играю исключительно эстраду, известные мелодии, которые исполняю на свой лад. Она спросила, какие мои любимые песни, оказалось, у нас общая страсть – Юг Офре
[51]. Ей повезло, она встречалась с ним и разговаривала. Она начала напевать «Едва вернется весна». К счастью, внизу играли череду медленных танцев, ей не пришлось слишком напрягать голос, чтобы ее было слышно. Я стал подпевать. Девушка, сидящая за соседним столиком, присоединилась к нам, потом другая, со столика позади. Получился импровизированный хор. Мы пропели всю песню, я единственный знал все слова, они подхватывали и с легкостью следовали за мной. Для дебютанток они были великолепны.
Я все жду, но напрасно
Девушку в кисейном платье,
Едва приходит весна.
Нет, время не властно,
О нет, время не властно…
В конце мы заслужили аплодисменты присутствующих. Мы отклонили просьбы спеть еще что-нибудь. Я опрокинул четвертый «Блэк Вельвет». Мы еще поболтали, уж не знаю о чем. Алина внимательно на меня смотрела, щуря глаза, она говорила, что я ее интригую, есть во мне нечто таинственное, загадочное. Я догадывался, что могло привлечь ее внимание, я находил ее прекрасной, но мне казалось, что я лечу на ковре-самолете, голова кружилась. Она улыбнулась, провела ладонью по моей щеке и взяла за руку.
– Ты очень красивая, – сказала она. – У тебя такой юный вид.
– Мне восемнадцать.
– Как тебе повезло. Пользуйся ими на всю катушку… Если хочешь, мы можем поехать ко мне.
Какое фантастическое предложение, я едва не подскочил от радости, но не знал, могу ли рискнуть и согласиться. Меня закрутил вихрь сомнений, решение менялось каждую секунду. А потом внутренний голос, прозвучавший неизвестно откуда, велел мне не валять дурака. И в результате я услышал, как отвечаю дрожащим голосом:
– Я никогда не сплю в первый же вечер.
– Такое встречается все реже и реже.
– Я странно себя чувствую, просто у меня нет привычки столько пить.
– Дело в том, что завтра я возвращаюсь в Лондон.
– Может, в другой раз.
– Это хорошее предложение, можешь мне поверить.
Ох, какое искушение! В конце концов, чем я рискую? Игра, безусловно, стоит свеч. И потом, кто не рискует…
Я встал, пошатываясь. На заплетающихся ногах, цепляясь за перила, спустился по лестнице. Добравшись до гардероба, заметил Каролину и ее подружек, которые забирали свои вещи. Я представил им Алину. Пока та ждала свое пальто, я наклонился к Каролине и прошептал ей на ухо:
– Я поеду к Алине.
– Не строй себе иллюзий, с ней у тебя никаких шансов, – тихонько ответила Каролина.
– Ты уверена?
– Смерти своей ищешь?
Вот так закончилась моя ночь с Алиной.
Ее взгляд стал жестким, когда я объявил, что возвращаюсь домой. Она не могла понять, с чего я вдруг так переменился. Или, возможно, она подумала, что я с Каролиной и та только что вернула себе свое добро. Алина развернулась и исчезла.
* * *
И вдруг, в один прекрасный день, пробуждение оказалось адским, полное ощущение, что я не сомкнул глаз, меня одолевала непреодолимая сонливость, не давая подняться, превращая в нечто тестообразное и неподвижное, неспособное выбраться из постели до середины дня, как будто меня закатали в паутину. Виной были бесконечные бессонные ночи, поглощенные коктейли или тот белый порошок, который продавала одна из приятельниц Каролины, – он стоил недорого и обладал магической способностью растворять усталость, позволяя гулять до утра.