Крысиный король - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Стахов cтр.№ 57

— Чтоб тебя! — обернулся Матвей.

— Я думал, ты обрезанный, — Андрей отдал шайку банщику, тот пошлепал к кранам набрать воды. Андрей сел рядом с Матвеем, сказал:

— Ты не киевский? Из Могилева, ведь так?

— Ты помнишь? — Матвей убрал со лба мокрые жидкие волосы. — Оттуда. А ты?

— Виленской губернии… Почему не в кабинете?

— Номер теперь девять рублей, — Матвей показал Андрею девять пальцев. — Дорого, а здесь — полтора…

…Дорожко несколько раз пытался заговорить про карету казначейства, про Екатерининский канал, при этом переходя почти на шепот, оглядываясь. Андрей делал вид, что не понимает — о чем речь, сказал, что в крепости был избит надзирателями, теперь плохо помнит то, что было прежде. Дорожко простодушно решил напомнить, сказал, что заранее было решено не подбирать Андрея, что Лихтенштадт хотел использовать его как прикрытие, Андрей должен был меткой своей стрельбой сдержать погоню, дать уйти с деньгами. Лось, после колебаний, согласился. Поэтому Лихтенштадт оттолкнул Андрея, не дал сесть в пролетку.

— Он ко мне подошел и объяснил закон городской войны…

Дорожко пригласил Андрея в хорошее заведение, борщ с мозговой костью, водка, пиво, они сидели на крытой веранде, на губах Андрей, когда прикладывался к кружке, еще чувствовал вкус хорошего мыла. — Лихтенштадт сказал: Каморович и такие, как он, все равно погибнут героями, их или убьют на месте, или повесят потом, а партии нужны деньги, партия пополнится другими героями…

— Так и сказал? Другими героями?

— Так и сказал. Мол, человек ничто, деталь в механизме, одну, десять, сто уберешь — механизм будет работать, миллион уберешь — будет работать, а есть такие…

— Такие, как он?

— Ну, не так он говорил, не так напрямую. Но так я понял… Они с Аделью забрали баул, я его спросил — как же теперь? Он сказал — распрягай лошадь! Распрягай! Где он сейчас?

— В Петрограде. Член Совета.

— Большевик?

— Видимо…

Дорожко рассказал, что творилось при большевиках, о расстрелах юнкеров, спросил — согласен ли Андрей, что немцы — это порядок, что это защита, что, если придет Петлюра или вернутся большевики, будет плохо, хотя при Петлюре еще будет шанс для таких коммерсантов, как он, Матвей Дорожко, у него на левом берегу кирпичный заводик, вернее, не у него, у родственника дальнего, но бездетного, а у Матвея четверо, он женился за границей, куда уехал после того, как его выслали из Петербурга, его никто не опознал, те, кого захватили после Фонарного, молчали, молчал и Лось, смогли предъявить только нарушение черты оседлости, наложили штраф, он и уехал. А родственник его ценит, Матвей наследует заводик, кирпич будет нужен всегда, при Петлюре, да и при большевиках; Андрей же вставил, что при большевиках особенно, им кирпич нужен для стенок, расстреливать чтоб было удобно и шальная пуля не срекошетила бы в стрелявшего, на вопрос Матвея — чем теперь занимается? — сказал, что уроками музыки, сам не играет и медведь на ухо наступил, а подыскивает учительницам музыки квартиры, собирает учеников, сейчас ему нужна квартира, очень нужна, из Петрограда приезжает еще одна преподавательница, ученики уже есть, квартиры нет, и Матвей сказал, что квартира есть, с прекрасным кабинетным роялем в гостиной, с обстановкой, отсюда недалеко, на Васильковской, квартира Григоровича-Барского, известнейший адвокат, сочувствующий сейчас белому делу, да ты помнишь, защищал Бейлиса, да-да, ты был в крепости, прости, я забыл, я как раз с женой и двумя старшими вернулся, еще тогда, до войны, дядя позвал, да, Григорович кадет, кадет, на палочку ха-ха надет, сейчас в Одессе, кажется — в Одессе, да, квартира, как и другая, напротив, тоже принадлежащая Барскому, значит — обе квартиры под опекой одного из его помощников, Аркадия Ландау. Матвей сказал, что хорошо знает этого Ландау, может Андрея с Аркадием свести, если Андрей согласен, да, но разве можно жить на то, что подыскиваешь квартиры и учеников, это же гроши, фунт хлеба уже три рубля, керенки — бумага, на мелких нет даже номеров и подписей, подделками завален весь Киев, большевистские с подписями, но вытащишь такую, с подписью какого-нибудь Гельмана, и тебя заметут, марка подорожала, была шестьдесят копеек, теперь семьдесят пять, крона по полтиннику, на них можно даже заработать, если купить марки и кроны в Киеве, поехать, скажем, на Полтавщину, там курс выше почти вдвое, но лучше такого не делать, попадешь к какому-нибудь командиру Вiшневському, и конец и тебе, и маркам с кронами, разве что если поедет Андрей, Матвей был готов полностью обеспечить поездку, нет так нет, конечно, он все понимает, но надежда остается на царские, в них Матвей все вложил, что заработал на поставках зерна, предложили участие, теперь подумывает купить мельницу, быть может, Андрей захочет стать совладельцем, ни о чем не надо будет волноваться, просто даешь деньги и каждую неделю собираешь прибыль, мельница — самое надежное вложение, ну как знаешь, как знаешь, наше дело — предложить, но к зубному тебе сходить надо, могу хоть сейчас отвезти, Гипштейн просто волшебник, сядешь в кресло, ничего не почувствуешь, как знаешь, как знаешь…

…Губы Ландау были плотно сжаты, он поправлял ежеминутно галстук, смотрел то в сторону, то пристально, в глаза. Локти пиджака лоснились, брюки на коленях пузырились, воротник был серым. Ландау спросил — говорил он тихо, к концу фразы еще тише, некоторые слова повторял, с новой интонацией, — кто будет преподавать музыку? — узнав, что княжна Мышецкая, кивнул с удовлетворением. — Вы знакомы с Ксенией Александровной? — удивился Андрей.

— Нет, что вы! Просто, быть может, это покажется, покажется в наше время странным, но титул, титул для меня многое значит. Это как бы залог. Залог. Вы тоже будете, будете там, там проживать?

— Вполне возможно.

— Так, величина платы… Это вас интересует, интересует, видимо. Дмитрий Николаевич ничего не говорил о сдаче квартиры внаем, не оставлял распоряжений, распоряжений на этот счет, но, прощаясь, разрешил использовать ее по моему разумению. Думаю, он был бы не против. Не против. Дмитрий Николаевич сейчас в Одессе. Во всяком случае — последние вести от него были оттуда. Оттуда. Сообщал, что собирается Одессу покинуть. В каком направлении не написал, и неизвестно — вернется ли или нет. Или нет. Возможно, уже отплыл во Францию. Во Францию. Намекал, что такое возможно. Возможно.

— Так сколько?

— Денег я не возьму.

— Мы можем заплатить. Или вы что-то другое хотите?

— Защиты. В квартире напротив живут моя мать, сестры, младший брат. Они переехали из разгромленной квартиры, квартиры. Младший брат недолго служил у Льва Бродского, Льва Израилевича. Израилевича. Сахарозаводчика. Бродский, кстати, тоже в Одессе. Он вложил деньги, деньги в швейцарский банк, в швейцарский, еще давно. Все говорили — вот чудак! Ан нет.

Не чудак… Погромы еще будут. Погромы. Ведь во всем виноваты евреи. Никто не простит тому же Бродскому миллионов на общественные нужды. Все будут помнить, что он не дал пятиалтынного босяку. Босяку. Вы согласны? Так?