Миссис Лонсдейл то и дело поглядывала на Пантелеймона, который лежал на полу и притворялся спящим. Лира буквально слышала ее мысли: что это за новая холодность между вами? Почему вы друг с другом не разговариваете? Но об этом так просто не поболтаешь, да еще в присутствии самого Пана… и это было досадно: здравый смысл и острое слово в таких вопросах незаменимы.
Они проговорили, наверное, целый час, и Лира уже собиралась попрощаться и уйти, когда в дверь постучали и сразу открыли – без приглашения войти, что Лиру очень удивило. Еще больше она удивилась, когда на пороге появился доктор Полстед.
А дальше одновременно произошло несколько событий.
Пан сел столбиком, словно испугался, а потом запрыгнул к Лире на колени, а она машинально обняла его, защищая.
– О, Лира… прошу прощения! – воскликнул доктор Полстед, увидев, что у миссис Лонсдейл гость.
Все это явно означало, что он привык врываться сюда без приглашения, что хозяйка ему друг и что он предполагал застать ее одну.
– Прости, Элис. Зайду попозже, – сказал он.
– Не валяй дурака, Мал. Садись.
Их деймоны (ее – пес и его – кошка) уже терлись носами с большим дружелюбием и приязнью. Пан сердито смотрел на них, его шерсть под рукой Лиры потрескивала от антарного разряда.
– Нет, – отказался доктор Полстед. – Дело терпит, я зайду позже.
Очевидно, присутствие Лиры смущало профессора, а его деймон, что было удивительно, пристально смотрел на Пана, который по-прежнему сидел у Лиры на коленях и дрожал всем телом. Потом доктор Полстед повернулся и вышел, едва вписавшись своей огромной фигурой в дверной проем. Его деймон выскользнул следом. Дверь за ними закрылась, и Лира почти сразу почувствовала, как антарный заряд утекает из Пана, словно вода из раковины.
– Пан, что случилось? – прошептала она. – Что с тобой такое?
– Потом скажу, – пробормотал он.
– Элис? Мал? – Лира повернулась к миссис Лонсдейл. – Что это значит?
– Не твоего ума дело.
Никогда раньше Лире не случалось видеть миссис Лонсдейл растерянной – она бы даже не поверила, что такое вообще возможно. Между тем домоправительница даже покраснела и, отвернувшись, принялась поправлять огонь в камине.
– Я даже не знала, что вас зовут Элис, – сказала Лира.
– Если бы ты спросила, я бы тебе сказала.
– И Мал… я не догадывалась, что он Мал. Начальная буква «М», да, но я думала… он какой-нибудь Мафусаил.
К миссис Лонсдейл вернулось самообладание. Она откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях.
– Малкольм Полстед, – твердо сказала она, – самый храбрый и достойный человек в целом свете, девочка. Если бы не он, тебя бы сейчас в живых не было.
– Что вы такое говорите? – оторопела Лира.
– А ведь я ему столько раз говорила, что нужно тебе все рассказать. Но все было как-то не ко времени.
– Рассказать о чем?!
– О том, что случилось, когда ты была еще совсем маленькой.
– Да о чем же?
– Сначала я должна поговорить с ним.
– Если это обо мне, я имею право знать, – нахмурилась Лира.
– Совершенно с тобой согласна.
– Тогда почему…
– Предоставь это мне, я с ним договорюсь.
– И сколько времени это займет? Еще лет двадцать?
Прежняя миссис Лонсдейл сказала бы: «Не смей так со мной разговаривать, дитя!» – и отвесила бы ей крепкий шлепок, но нынешняя, та, которую звали Элис, лишь покачала головой.
– Нет. Я могу тебе все рассказать, но не стану, пока он не даст согласия.
– Ему, наверное, неловко. Хотя и не так, как мне. Мне – хуже. Нельзя хранить от человека в секрете то, что напрямую его касается.
– В этом нет ничего недостойного, поверь мне. Ну как, проповедь закончена?
Лира еще немного посидела, но дружеское настроение бесследно испарилось. Она поцеловала домоправительницу на прощанье и ушла.
Пересекая темный квадрат двора, она хотела немедленно отправиться к доктору Полстеду и потребовать ответа, но не успела даже додумать эту мысль до конца, как почувствовала, что Пан мелко дрожит у нее на плече.
– Так, – сказала она, – ты сейчас же, прямо тут, объяснишь мне, в чем дело. Учти, выбора у тебя нет.
– Давай сначала зайдем внутрь.
– Это еще зачем?
– Никогда не знаешь, кто может подслушивать.
Колокол пробил шесть, когда она заперла дверь своей старой комнаты, уронила Пана на ковер, упала в продавленное кресло и включила настольную лампу. Комната наполнилась теплом и жизнью.
– Ну?
– Вчера, когда я уходил… ты ничего не почувствовала? Не проснулась?
Лира мысленно вернулась к событиям прошлой ночи.
– Почувствовала. Буквально на секунду. А когда ты рассказал, что случилось, подумала, что в этот миг ты как раз увидел убийство.
– Нет. Это было не тогда, потому что я бы знал, что ты проснулась. Позже, когда я уже возвращался в колледж с бумажником того человека. Я… Меня… Меня кое-кто видел.
Словно камень лег Лире на сердце. Рано или поздно это должно было случиться. Пан внимательно следил за выражением ее лица.
– Но это был не человек, – закончил он.
– Что ты такое говоришь? А кто тогда?
– Деймон. Другой деймон, тоже отдельный, как я.
Лира покачала головой. Какой-то бред.
– Таких, как мы, больше нет – за исключением ведьм. И еще того мертвеца. Это был деймон ведьмы?
– Нет.
– Где это случилось?
– В парках. Она…
– Она?
– Да. Это была кошка доктора Полстеда. Забыл, как ее зовут. Вот поэтому я сейчас…
У Лиры перехватило дыхание. С минуту она не могла вымолвить ни слова.
– Не верю, – произнесла она наконец. – Просто не верю. Они могут разделяться?
– Ну, она точно была одна, сама по себе. И она меня видела. Но я не был уверен, пока они не вошли в комнату миссис Лонсдейл. Помнишь, как она на меня посмотрела? Возможно, тоже не была уверена, пока снова меня не увидела.
– Но как они могут…
– Люди вообще-то знают о разделении. Другие люди. Тот человек, на которого напали… когда его птица подозвала меня, она ему сказала, что я отдельный. И он сразу понял, что это значит, и сказал, чтобы я взял бумажник и отнес моей… тебе, короче.
И снова Лиру будто молотом ударило в грудь. Вот, оказывается, что видела кошка доктора Полстеда!
– Значит, она видела, как ты мчишься в колледж с бумажником! И, возможно, подумала, что ты его украл. Теперь они думают, что мы с тобой воры.