– Что происходит? – спросил Том, и Эми услышала дрожь страха в его голосе.
Мужчина в очках проигнорировал вопрос. Он посмотрел на Эми, а потом повернулся к обгоревшему.
– А где другой?
– Да, – сказал Том. – Где Гарри? Вы обещали, что он будет в безопасности.
Пинки улыбнулся бы, если бы мог.
– Мертв, – ответил он, причем ему и не понадобилось стараться, чтобы произнести это внятно. Слово сорвалось с губ четким, как ясный день.
После секунды молчания Том издал жуткий, звериный вой. И бросился на Пинки. Короткая оглушающая очередь из автомата плюнула десятком пуль прямо в грудь патологоанатома, чуть ли не подбросив его в воздух. Траву забрызгала кровь, и Том рухнул на пол, дергаясь в агонии. Эми закричала. Она не могла поверить своим глазам. Пусть Том и предал ее, но она все равно его любила. Нельзя стереть из памяти двенадцать лет из-за одного телефонного звонка. И все-таки он умер, вот так внезапно. Вернуть его невозможно. Он не попросит прощения, не попытается все исправить. Обгоревший человек убил его всего за секунду. Тома больше нет. Жизнь бывает тяжела, но смерть оказалась такой пугающе легкой.
Мужчина в очках накрыл голову руками, прижав пальцы к вискам.
– Боже милостивый, Пинки! У меня чуть барабанные перепонки не лопнули!
Потом он встревоженно посмотрел на Темзу, должно быть, беспокоясь, не услышали ли стрельбу на каком-нибудь блокпосту северного берега. Но кабинка заглушила звуки.
– Чего вы хотите? – закричала на него Эми.
Мужчина повернулся к ней.
– Хочу, чтобы ты заткнулась, – резко брякнул он. – Пинки поднимет тебя наверх. Ты будешь моей разменной монетой в разговоре с мистером Макнилом. И я хочу, чтобы ты находилась там, где он до тебя не доберется. Дернешься, и Пинки столкнет тебя вниз.
Эми закрыла глаза. Кошмар только становился еще страшнее, если это вообще возможно. Она будет заперта в кабинке, в ста тридцати пяти метрах над Лондоном, с жутко обгоревшим психопатом, которому велели столкнуть ее вниз, если переговоры зайдут в тупик. И она ничего не может с этим поделать. Осталась лишь одна слабая надежда – что Макнил знает, где она, и уже едет.
– И на что вы собираетесь меня обменять? – спросила она.
– На все оставшиеся улики, которые могут указать на меня как на причастного к смерти малышки Чой.
Эми впервые услышала ее имя. Она привыкла называть девочку Лин и была потрясена, услышав настоящее имя.
– Чой… Это вы ее убили? – Тот не ответил, и Эми добавила: – Макнил ни за что не согласится.
– Тогда я и его убью.
– У вас не хватит наглости убить полицейского.
– Если я мог убить десятилетнюю девочку и отделить ее плоть от костей, то и полицейского убью.
Эми покачала головой, пытаясь сдержать дрожь в голосе, пытаясь выглядеть спокойной и храброй, хотя от страха в животе уже бурлило.
– Есть одна существенная разница.
– Какая?
– Десятилетняя девочка не может дать сдачи.
Эми надеялась, что сумела вложить в слова презрение.
Он отвернулся, перешагнул через труп Тома и вышел на посадочную площадку. Но там немного помедлил и снова обернулся к Пинки.
– Зеленая кнопка справа?
Пинки кивнул, и мужчина зашагал к будке управления. Через мгновение кабинка слегка завибрировала, а потом начала медленное движение. Эми вцепилась в край сиденья, глядя на крышу кабинки. Огромные спицы начали вращаться, и она ощутила странную невесомость, когда кабинка поехала вперед и вверх, совершая долгий и медленный подъем к верхушке колеса.
Глава 26
В ночи раздавались голоса и слышался топот бегущих ног. Тьму пронзали перекрещенные лучи фонарей. Назад пути не было.
Перед парком на Соундерс-Несс-роуд остановились несколько машин с работающими двигателями и слепящими фарами, превратив ночь в день. Охранник у туннеля каким-то образом сумел освободиться, или кто-то пришел его сменить и обнаружил связанным и с кляпом во рту. Подняли тревогу. Кто-то проник на остров. И этот кто-то может быть носителем гриппа. Теперь Макнил не сомневался, что их пристрелят, как только заметят. Паника мешает мыслить рационально.
Он схватил доктора Кастелли за руку, и они помчались обратно по Ферри-роуд. Ее практичная обувь гулко стучала по мостовой. За ними раздались громкие и напряженные голоса. Взревел двигатель, и взвизгнули шины.
– Снимите обувь! – велел Макнил, и прямо на бегу, подпрыгивая, она по очереди стянула с ног туфли и отбросила на обочину.
Макнил затащил ее в боковой переулок между низкими кирпичными домами со скошенными крышами. Он заметил табличку на здании: «Ливингстон-Плейс». Повсюду в домах загорался свет. Кто-то кричал: «Вторжение! Вторжение!»
Макнил запаниковал. Они бежали мимо аккуратных палисадников за подстриженными живыми изгородями, и над вылизанными лужайками включались прожекторы.
Кто-то крикнул:
– Вот они!
Грохнул выстрел. Макнил услышал, как пуля отрикошетила от кирпича где-то совсем близко.
– Не стреляйте, бога ради! – раздался другой крик. – Мы перестреляем друг друга!
Теперь, судя по топоту, за ними гналась уже целая толпа.
Добежав до конца переулка, они свернули на пешеходную дорожку вдоль реки. Она была всего в сотню метров длиной, а в конце перегорожена. Они оказались в ловушке.
– Вот срань! – вырвалось у доктора Кастелли. – Простите мой французский.
Макнил заглянул через парапет – вниз, на реку. Вода плескалась на плоской отмели из глины и камней, отливая отраженным светом.
Доктор Кастелли посмотрела на него.
– Нет, – твердо сказала она.
– У нас нет выбора. Если нас схватят, то застрелят.
Она перелезла первой, по щиколотку увязнув в грязи. Макнил спрыгнул рядом, упав на колени. Грязь хлюпнула под ногами, когда он, покачиваясь, поднялся и схватил доктора Кастелли за руку, притянув к стене.
Над стеной метались лучи фонариков и раздавались крики. Почти вплотную к их ногам легли круги холодного белого света.
– Их тут нет! – прокричал кто-то, и шаги тут же удалились, преследователи вернулись из переулка обратно на дорогу. – Обыщите сады!
– Пора, – прошептал Макнил и, не выпуская руку доктора Кастелли, потянул ее за собой вдоль стены.
Идти было тяжело, топкая глина не желала отпускать ноги. Когда они добрались до скального выступа, стало легче. Стена изгибалась вправо, где над головой проступали дома. В десятках окон над водой горел свет. Похоже, теперь в южной части Собачьего острова никто не спал. Все искали их. Они перебрались через скалы и валуны к кучке мусора, принесенной водой, – отбросам, которые общество бездумно выкинуло, не заботясь о природе, – и тут увидели темные контуры старой Фелстедской верфи, спускающейся к воде.