Дурная кровь - читать онлайн книгу. Автор: Даха Тараторина cтр.№ 44

— Видно, помог кто-то, — как само собой разумеющееся сообщила старуха. — Дурное дело нехитро.

— Снег мог растаять…

Наёмник вздрогнул. В памяти всколыхнулся ядовитый плесневелый туман, прогоняющий зиму, и шварги, обозлённые, напуганные, не способные преодолеть невидимую границу. У старого кладбища тоже стоял храм…

— Дети пошутили над одинокой женщиной, а она и рада стараться! — отрезал Санторий. — Развлекает шутников, капканы ставит. Старость — не радость.

— И молодость гадость, — Рута сноровисто сплюнула в горсть идеально выпотрошенную шелуху. — Жёлудь, что в конце лета к Богам отправился, тоже среди мертвяков ходит. Глаза белые, пустые… Мы аккурат на том кладбище его и хоронили. Потом Ванно, молочник, Лённый, Раста, Доррая, старая кошёлка. Все там. Каждого помню, — Рута постучала себя по лбу согнутым пальцем. — И дед мой покойный тоже среди них, откуси ему шварг… хех… пятку. Ох, хорошо я его в прошлый раз ухватом приложила! При жизни никак не выходило, так хоть щас душу отвела! Но вы не боитесь, молодёжь! Вчера никто не наведывался, авось и сегодня Боги милуют.

Знамо дело, после такого откровения всем стало не до сна. Ну как «всем»? Рута, презрительно цыкнув, влезла на полати и напутствовала:

— Кто бабушку разбудит — получит промеж глаз. И чтоб в холод мне не шастали!

И тут же свистяще захрапела. Точно не в одинокой избе с тонкими стенами супротив толпы мертвяков на оборону устроилась, а на пуховой перине в каменном замке.

— Верд, я с тобой! — едва завидев, что наёмник собрался нарушить приказ лесничихи, подорвалась и Талла.

— Я только лошадей проверить.

Санторий плотнее запахнул одеяло, словно мог под ним спрятаться от нелюдей:

— Мертвякам твои лошади и даром не надь, и с деньгами не надь. Им человеческую кровушку подавай… Иначе б ослика старухи давно бы загрызли…

Стоит упомянуть, что ослик лесничихи находился в том почтенном возрасте, когда смерть становится, скорее, благословением. Судя по печально опущенным ушам и взгляду, в котором читалась просьба окончить его мучения, он видел девочкой ещё мать старой Руты, а мертвяков мог встретить только как долгожданных избавителей. Но крыша над головой у него была, а значит и Каурку с Клячей удалось спрятать от холода. Оставалось лишь убедиться, что хлев убережёт животных не только от кусачего мороза, но и от кой-чего ещё кусачего.

Теперь уж он прекрасно видел холмики капканов, прежде принятые впотьмах за кучки перегноя! Осторожно обходил их, чутко прислушивался к каждому шелесту. Бедро успокаивающе оттягивали ножны. Какое всё же счастье, что наёмник не имел красивой привычки вечно держать их у пояса, как делают молодые выпендрёжники, а приторочил к седлу! Иначе сверкал бы клинок сейчас на дне реки, развлекая серебристых рыбок. А может и сам Верд колыхался бы рядом разбухшим утопленником: оружие — штука тяжёлая, в плавании мешает ещё больше, чем намокший плащ, обшитый мехом! Охотник с тоской вспомнил любимую одёжу, которой пришлось откупаться от пучины. Хороший был плащ, добрый, тёплый. Столько зим согревал, а этой ещё и Таллу кутал, прятал от любопытных глаз.

Верд гордо расправил плечи: что он, право слово, гнётся в три погибели, как старик? Всего-то небольшой бодрящий морозец. Делов-то! Вон позади пыхает труба, тянется дымной лентой к беззвёздному небу. Осталась малость: запереть покрепче хлев, проверить, чтоб взбесившиеся лошади не выскочили, и можно обратно, в тепло, где потрескивают, убаюкивая, дрова. Дотопить бы печь и закрыть заслонку прежде, чем уснуть. Угореть никому не хочется… А от бабкиных снадобий так и тянет к подушке. Верд широко зевнул и закашлялся, глотнув ледяного воздуха.

Отплевавшись, он разогнулся, вытирая покатившиеся слёзы.

— Аргх? — поинтересовался замерший в десяти шагах мертвяк.

С облупившейся жёлтой кожей, проглядывающими в прорехах одежды гниющими внутренностями, потрескавшимися отросшими ногтями, где-то сломанными, где-то целиком сорванными, испачканными в земле… Мертвяк уронил челюсть в беззвучном крике, да только не так уронил, как роняют живые, а под ноги, в снег. Проводил её безразличным взглядом белых выпученных глаз и, раскачиваясь, подволакивая ногу, неуклюже двинулся к Верду.

— А-а-а-аргх! — сообразил он, учуяв живую кровь.

— А-а-а-а-ар-р-р! — донесся отдалённый рык из леса.

Ходячий труп не заблудился, как понадеялся наёмник, пришёл не один и явно не с добрыми намерениями. Одно утешало: истерично ржущие в хлеву кони и правда его совершенно не волновали.

Он взмахнул мечом прежде, чем подумал, будет ли от того толк. Мертвяк разом лишился кистей обеих рук, а лезвие брезгливо звякнуло, испачкавшись в тягучей зеленоватой жиже. Ещё взмах — и тухлое тело развалилось надвое.

— Чтоб тебе пусто было, — искренне пожелал наёмник, кое-как вытер острие о снег и, ловко перепрыгивая холмики капканов, припустил к избе.

Слова не потребовались. Санни и Талла переглянулись и торопливо придвинули к двери сундук и лавку. Хоть Рута и божилась, что задвижка крепкая, выглядела она ровесницей старухи. Правда, когда Санни об этом заикнулся, лесничиха гордо сообщила, что она самой себе тоже выглядит ровесницей, а ничего, пока на тот свет не просится. Дремавший на сундуке Птенчик возмутился эдакой бесцеремонности и попытался клюнуть кого-нибудь медлительного, но вдруг прислушался, поворачиваясь то одним, то вторым круглым глазом к двери, взмахнул крыльями и неслышно, как мышь, нырнул под одеяло к Руте. Только коготки по доскам застучали.

Бабка и не шелохнулась от шумных приготовлений, лишь всхрапнула лишний раз.

А вот Талла отчётливо дрожала, жалась к Верду, норовя схватить его то за рукав, то за штанину:

— Что будет, если они сюда ворвутся? Их много? А что нам делать?

— Молиться, дитя, — смиренно напророчествовал Санни, на всякий случай проверяя остроту ножей в доме Руты и примериваясь к топору. Боги Богами, а железо всё ж имеет больший вес в споре с нечистой силой.

— Эй, — с несвойственной для себя нежностью Верд отвёл дурную в сторонку, усадил, сам опустился перед нею на корточки, заглянул в синие глаза, — неужто испугалась каких-то ходячих трупов?

Колдунья активно закивала: ещё как испугалась!

Он убрал упавшую на её лицо чёлку, но та сразу же непослушно легла обратно. Поймал острый подбородок и неумело улыбнулся. Мало на кого рожа Верда действовала успокаивающе, особенно когда он так скалился, а шрам пролегающий от левого глаза через подбородок, отбрасывал кривую тень. Но Талла улыбнулась в ответ.

— Ты же шваргов не побоялась! И оглоедов. Ты же дурная… смелая!

— Шварги — не люди…

— Эти тоже уже давно нет. Просто чья-то злая воля подняла их из земли. Но в мертвяках ничего человеческого не осталось. Они не чувствуют боли и сожаления. Только голод. Их нечего жалеть и их нечего бояться.

— И им нельзя помочь? — сверкнули надеждой синие глаза.