Выбрал в списке недавних звонков номер Кары, долго слушал гудки, собирался уже дать отбой – значит, сегодня ничего не получится; ладно, черт с ним. То есть на самом деле не «ладно», а ужасно обидно. «Ненавижу, когда рушатся мои планы, но, объективно, ничего страшного», – думал Эдо, несколько более мрачно, чем обычно себе позволял. Но пока он думал, Кара все-таки взяла трубку и затараторила как пулемет:
– Извини, дорогой, у нас тут страшный бардак. То есть не обычный страшный бардак, который считается нормой, а выдающийся, феерический. Даже жалко, что я не пишу мемуары, о сегодняшнем дежурстве было бы что написать! А ты же домой, наверное, хочешь? Слушай, это совершенно ужасно, но я вот прямо сейчас уезжаю по срочному вызову, до ночи точно вырваться не смогу. И вместо себя послать некого, вот даже так с ходу не соображу, как нам быть… Ай да я!
Она так искренне огорчилась, что Эдо принялся ее утешать:
– Ладно, не бери в голову. Мне просто так, не по делу. Необязательно. Переживу.
– А может, сам попробуешь? – предложила Кара. – Мало ли, вдруг получится? Ну вдруг? Все-таки моя квартира существует одновременно на двух сторонах. Зайдешь, откроешь окно в гостиной, постоишь там… ну, я не знаю сколько. Например, полчаса. Или просто пока не надоест. Может, площадь Восьмидесяти Тоскующих Мостов вместо Йоно Жемайче появится. Иногда это даже с людьми Другой Стороны случается, причем вообще без усилий, как бы само. Тогда просто запирай окно и выходи. Куда ты оттуда выйдешь, тоже, конечно, большой вопрос, но если все-таки куда надо, не забудь позвонить Юстасу, чтобы прислал кого-нибудь проводить тебя обратно. А если ничего не получится, не бери в голову, значит, когда-нибудь в следующий раз… Короче, если хочешь попробовать, я тебе ключ оставлю в комиссариате на Альгирдо. На проходной. Только документ какой-нибудь им покажешь, у них так принято. У тебя же есть водительские права?
Собирался сказать: «Ты что, дорогая, спятила? Я сейчас не вижу даже света, мать его, Маяка! А ты говоришь, площадь Восьмидесяти Тоскующих Мостов из окна…» Но вовремя спохватился, вспомнил фундаментальное правило своей нынешней жизни: дают – бери. И ответил:
– Можно попробовать. Вот смеху будет, если получится. Спасибо тебе.
Это было совершенно нелепо и уже поэтому настолько прекрасно, что следовало хотя бы раз пережить – забирать Карин ключ от квартиры в доме, построенном таким хитрым образом, что существует одновременно на Этой и Той Сторонах, в обычном полицейском комиссариате у юной пухлощекой дежурной, показав ей водительские права, выданные восемь лет назад в Берлине, который сейчас казался такой же не имеющей отношения к его жизни абстракцией, как, например, Элливаль, получить конверт с надписью «Эдо Ланг», внезапно обрадоваться, осознав, что имя, в точности как Карина квартира, тоже существует одновременно в обеих реальностях, вот как это так получается, что имена, случайные сочетания звуков, оказываются гораздо прочнее нас? Вся эта нехитрая процедура сама по себе выглядела так абсурдно – ключ от дома между двумя реальностями! в полиции! предъявив водительские права! – что подняла ему настроение. Которое, конечно, само дурак, что зачем-то упало. Но упавших следует поднимать.
Все-таки у чуваков невшибенное чувство комического, – думал Эдо, спускаясь вниз по улице Басанавичюс, мимо давешнего бара с желтыми фонарями; впрочем, сейчас, несмотря на стремительно сгущающиеся сумерки, над входом не было никаких фонарей. – Гораздо круче, чем у меня самого. Я бы ни за что не додумался разместить невозможную, несуществующую, с точки зрения местных, Граничную полицию в обычном полицейском комиссариате и потом годами морочить коллег, чтобы не замечали подвоха. Причем не в силу какой-то насущной необходимости, а просто потому, что это смешно! С другой стороны, куда мне до такого додуматься, я же человек, а не какой-нибудь дух. И не великий шаман, вроде Кариного начальства. Даже не мелкий. Вообще никакой не шаман. Это я, кстати, зря. Сейчас пригодилось бы. Ходил бы домой какими-нибудь хитрыми шаманскими тропами и горя не знал. Никогда заранее не угадаешь, какое образование следует получать.
Достал из кармана плеер, сунул в уши, включил трубу – пусть будет хотя бы такой внутренний бубен, раз уж шаманского не полагается. В прошлый раз остановился на «truba-4», она сейчас была у него самой любимой, под нее как-то особенно хорошо, легко ходилось, поэтому послушал два раза подряд. И сам не заметил, как пришел.
Очень странно было входить в Карину квартиру одному, без нее. Отпирая дверь ключом, сомневался, что это вообще получится. А когда ключ легко повернулся в замке, невольно подумал: вот будет номер, если я сейчас открою дверь, а там – ничего, пустота!
Но за дверью все-таки был коридор, выключатель сразу нашелся, и вспыхнул свет. Он даже ощутил легкое разочарование, и сам над собой посмеялся: мало тебе чудес? Жути хтонической для полноты бытия не хватает? Обидно, что бездна под ногами не разверзается? Не хочет, зараза такая, меня поглощать!
Прошел в гостиную, не разуваясь, как принято дома, на Этой Стороне, где грязь не настолько реальна, чтобы о ней беспокоиться; собственно, не одна только грязь, у них – нет, стоп, не «у них», а у нас! – материя в целом тоньше, легче, пластичней, сговорчивей, нет у нее задачи людям жизнь усложнять. Поэтому если кто-то и моет дома полы, то не потому, что они запачкались, а только ради блеска и запаха влажных досок; еда без холодильника месяцами не портится; сколько ни выпей, можно, если захочешь, в любой момент протрезветь; ноги, хоть сутки гуляй, не устанут от пешей ходьбы; да много еще подобных отличий. На первый взгляд, в мелочах, но на самом деле эта разница – фундаментальная, она проявляется вообще во всем. И здесь, на Другой Стороне, сразу гораздо легче становится, когда вспоминаешь, как чувствуешь себя дома; в идеале, хорошо бы вообще никогда, ни при каких обстоятельствах об этом не забывать. Наверное поэтому Кара и не велит гостям разуваться: входишь в ее квартиру на Другой Стороне, а порядки тут уже наши, домашние. И, кстати, много раз замечал: сколько здесь ни топчи, полы все равно остаются чистыми. Теоретически это необъяснимо, грязь-то на ботинках, как ни крути, настоящая, тяжелая, местная, но так уж Кара воспитала свой дом.
Лампу в гостиной включать не стал, достаточно было света из коридора. Открыл окно нараспашку, уселся на подоконник, закурил. Смотрел вниз, на автомобильную парковку напротив военного министерства. Вот белый «Ниссан» торопливо, небрежно паркуется вкривь и вкось, чуть ли не поперек разметки. А вот здоровенный джип, наоборот, выезжает с площадки. Этот молодец, не торопится, каких-то идущих по проезжей части девчонок вежливо пропустил.
Пока глазел на машины, вдалеке в темноте вспыхнули яркие синие фонари, и Эдо натурально схватился за сердце – вот настолько все оказалось просто? Значит, отсюда я могу увидеть свет Маяка? И пойти на него, и прийти на Маяк, как раньше всегда возвращался? Вот будет номер, если действительно да!
Но синий свет постепенно сменился лиловым, лиловый – розовым. Все с ним ясно, просто кто-то украсил разноцветной подсветкой витрину лавки или вход в ресторан. И со мной тоже ясно, хрен мне, а не свет Маяка.