– Вы оба были слишком хороши, чтобы оказаться правдой, – невольно улыбнулась Эва. – А я по природе своей пессимистка. Если бы вы не дружить пришли, а пить мою кровь, сразу бы в вас поверила. Вообще не вопрос.
– Да, это мы как-то не сообразили, – пригорюнилась Кара. – А ведь запросто могли бы прикинуться какими-нибудь жуткими вурдалаками и не трепать тебе понапрасну нервы. Прости.
– Ничего, – великодушно сказала Эва. – Не вурдалаки, и ладно, никто из нас не идеал. Но все эти плотоядные явления, они же как раз опасные! А на опасность человек, по идее, должен реагировать адекватно: бояться, сражаться, или убегать. И детей прятать. И близких об этой опасности предупреждать. То есть, по уму, в городе должны ходить хоть какие-то слухи и сплетни. А их нет.
– Ну так ее сперва надо классифицировать как опасность. А для этого – разглядеть. И признать, что ты это действительно видишь. К тому же, ущерб в большинстве случаев наносится неочевидный. Не физические ранения и не порча имущества, я имею в виду. Тудурамус в этом смысле как раз исключение, будем считать, счастливое. Он и правда может укусить, а когда подрастет и окрепнет, сожрать, как котлету. Такой дурак! Но остальные хищники совсем иначе устроены. Они не тело едят, к сожалению. Я говорю «к сожалению», потому что нет ничего опасней неочевидного ущерба, который нельзя даже самому себе доказать. Тот же Голодный Мрак, он же Кхаррский Прожорливый Демон Отчаяния, частый гость в этом мире, накрывает жертву своей ядовитой тенью и забирает – не жизнь, а саму способность чувствовать себя живым. Сходным образом действуют Айские Вигги, но они очень мелкие, поэтому не так страшны, один укус вообще не чувствителен, максимум, охватит тоска на десять-пятнадцать минут, кто ж на такое внимание обращает? Вот если нападут большой стаей, тогда держись. А переловить всю эту подлую мелочь, боюсь, невозможно, очень уж их тут много, хоть с мухобойкой ходи… Но самое страшное, что я в своей жизни видела, это хащи. Вот это действительно адова жуть. Даже рассказывать не хочу, тьма сразу к горлу подкатывает. К счастью, этой дряни в городе больше не осталось. Всего четыре их гнезда было, всех извели, а новые, надеюсь, больше не заведутся. Все-таки мы меняемся. Я имею в виду, меняется человеческий мир.
– Меняется человеческий мир? – переспросила Эва. – Что ты имеешь в виду?
– Как-то я спросила одного, скажем так, эксперта, почему из открытых Проходов всякая опасная дрянь к нам лезет, а не какие-нибудь волшебные феи и ангельские агитбригады в венках из ромашек. И мне объяснили, что пока в людях так много страха и желания мучить друг друга, человеческий мир будет притягивать хищников, как магнит. Какая музыка из кабака доносится, такая публика туда и пойдет – так он мне сказал.
– Метко, – мрачно хмыкнула Эва. – В этом смысле у нас тут, конечно, пивнуха у рынка. Не для фей.
– Но в последнее время с музыкой в нашем кабаке стало заметно получше. Явно сменился диджей. Поэтому публика тоже понемногу меняется. Всякой хищной мелочи как и раньше полно, но по-настоящему опасные твари уже оставили нас в покое. Того же Голодного Мрака в городе с зимы не видели. Мы сперва думали, сами лажаем, утратили бдительность, плохо следим, но знаешь, вроде бы все-таки нет. Стефан периодически ставит всех на уши, но сам ходит довольный, как сытый кот. И не то чтобы прямо говорит, но достаточно громко думает: так и должно быть. Город меняется, люди меняются, на новый визит очередного Голодного Мрака мы – я имею в виду всех горожан как зыбкую сумму постоянно изменяющихся слагаемых – просто не нагрешили. В смысле, не набоялись, не наскрипели зубами, не намечтали о зверских расправах над всеми, кто нам почему-то не нравится. На тудурамуса – да, но не больше того… На этой оптимистической ноте самое время закончить лекцию. Мы пришли.
– Куда? – растерялась Эва, оглядевшись по сторонам и обнаружив, что они стоят на площади Йоно Жемайче, с одной стороны забор Президентуры, с другой – военное министерство, ни кофеен, ни баров поблизости нет, только ресторан «Аделия» при гостинице через дорогу, даже с виду убийственно скучный, с белыми скатертями, совершенно не в Карином вкусе, насколько она успела ее изучить. С другой стороны, может, эта «Аделия» не то, чем кажется? Что-то вроде Тониного кафе?
– Ко мне, – улыбнулась Кара. – Я вон в том доме живу. Давно собиралась позвать тебя в гости, да все как-то не складывалось. А сегодня сложилось. Пошли.
Эва даже не ожидала, что так удивится. Это получается, у Кары есть дом! Ну, то есть квартира в обычном доме. И значит, после работы она не вылетает в трубу с адским хохотом, по крайней мере, не каждый день в нее вылетает, иногда просто идет домой, как нормальный человек. Может, еще в магазин по дороге заходит за хлебом, сыром и яйцами. И, матерь божья, стиральным порошком. С одной стороны, это совершенно естественно, а с другой, почти невозможно поверить. Даже трудней, чем в демона, или как его?.. – а! – тудурамуса, сожравшего телефон.
То ли Кара прочитала Эвины мысли, то ли просто уже не раз сталкивалась с подобным недоумением, во всяком случае, она рассмеялась:
– У меня, не поверишь, даже сушилка в подсобке разложена, а на ней трусы и полотенца висят. Но в подсобку мы не пойдем, чтобы тебя окончательно не шокировать. В гостиной посидим.
Поднялись на третий этаж, Кара отперла старую деревянную дверь длинным латунным ключом, щелкнула выключателем, впустила Эву, на вопросительный взгляд: «разуваться?» – отрицательно помотала головой, провела ее через длинный узкий коридор в просторную гостиную с огромным окном и высокими книжными стеллажами вдоль стен. Эва подошла к ближайшему и пропала: книжные девочки, как художники, бывшими не бывают. То есть она могла бы пропасть, если бы хозяйка не рассмеялась: «Ты что, в библиотеку записываться пришла?» – увела от соблазнительного стеллажа и усадила в кресло-мешок, сконструированное по образу и подобию болотной трясины – угодив туда, без посторонней помощи вряд ли выберешься. И не захочешь выбираться, вот в чем беда.
– Ну все, – сказала Эва, – я в ловушке.
– Да, – подтвердила Кара. – Попалась. Теперь я тебя, беспомощную, беспрепятственно напою.
Вышла и тут же вернулась с небольшой узкой бутылкой необычного темно-красного стекла.
– Это «Белый день», белое элливальское вино урожая позапрошлого года, – объяснила она, разливая в бокалы жидкость, прозрачную, как вода. – В Элливале довольно умеренный климат, но в семнадцатом году там была ужасающая жара. Людям не особо понравилось, зато для винограда это отлично, по крайней мере, виноделы так говорят…
– В Элливале? – переспросила Эва. – Это у меня беда с географией, или это ваше… оттуда… из твоего дома, с нашей изнанки вино?
– Именно так, – подтвердила Кара. – Вино с Этой Стороны. Причем не какое попало, а раритет. На самом деле, я не то чтобы великий гурман, но тут и меня проняло. Решила, что ты обязательно должна это попробовать. «Как если бы солнце умело плакать от счастья» – так о нем говорят.
Отдала Эве бокал, встала, распахнула окно. Сказала:
– Если замерзнешь, жалуйся, дам тебе плед. Неохота бегать курить на кухню. Не для того мы здесь так элегантно расселись! Значит, надо устроить сквозняк.