Сижу в нашей комнате, угловой. Вижу, как Билл и Фло играют в какую-то дурацкую игру с Хэдли, нашей новой собакой. А еще вижу старые мечи Билла на лужайке возле моей клумбы с маргаритками, моей клумбы с маргаритками, моей, моей! Они должны были у меня спросить, потому что это мое место, и им нельзя там играть, особенно теперь, потому что там Уилбур похоронен. Это мое место, мое, и только я туда могу ходить. Фло вечно торчит в нашей комнате, когда я хочу побыть там одна. Я их вижу там, и это меня очень, очень, очень, очень злит. Еще я вижу маму в саду, она подрезает розы, и у нее шарфик на голове. Красивый шарфик.
Я знаю еще две вещи. Хэдли – опасный пес. Его отца усыпили за драку. Он мне не нравится. Его взяли, когда узнали, что Уилбур умирает.
И осы. Я вижу, как они залетают под крышу. По одной залетают. Значит, строят там гнездо. Потом их будет больше, и в один прекрасный день они разорвут этот дом на мелкие кусочки.
Мне здесь не нравится. Вот бы убежать. Мама то и дело меня спрашивает, почему мне не бывает стыдно. Не знаю, как это – стыдиться. Я, может, и хотела бы, хотела бы стать такой, как они, но я другая. Я всегда это знала.
Флоренс
21 ноября 2012 г.
Уважаемый профессор Ловелл!
С огромной печалью пишу Вам это письмо. Но поскольку мне ясно дали понять, что мое положение в Британском колледже находится под угрозой, я вынуждена действовать.
Вопрос, которого я хочу коснуться, – не что иное, как самое серьезное из преступлений в сфере науки. Плагиат.
Я пишу для того, чтобы подробно изложить Вам обвинение, которое я выдвигаю против нашего коллеги, профессора Питера Коннолли. А именно: я обвиняю его в том, что его книга «Королева красоты: война, секс, искусство и Бог во Флоренции эпохи Возрождения» (бестселлер номер один, переведенный на пятнадцать языков) содержит целые разделы, написанные мной, однако это нигде не упомянуто. По моим подсчетам, мной написано примерно семьдесят пять процентов книги.
Пожалуйста, прочитайте прилагаемое к этому письму факсимиле главы, посвященной портретным изображениям семейства Медичи, с моими пометками для профессора Коннолли на страницах. Оригинал хранится в надежном месте и может быть изучен Вами в любое время. Мой коллега, профессор Джим Бакстон из Института искусств Курто, готов выступить в качестве эксперта и свидетеля, если это дело будет рассмотрено в суде. Поверьте, для меня чрезвычайно болезненно даже думать о том, чтобы предать человека, которого я когда-то…
– Фло? Флоренс, хочешь чая?
– Сейчас приду!
– Стынет!
– Мама, ну что ты, в самом деле. Я скоро.
Флоренс улыбнулась, слыша собственный голос. В будущем году ей пятьдесят, а стоило пробыть хотя бы один день дома, и все возвращалось на круги своя. Выгнув спину, она покачала головой и услышала хруст позвонков. Старательно моргнув несколько раз подряд, Флоренс уставилась на экран и стерла последнее предложение. Она написала:
Когда-то я считала профессора Коннолли самым прекрасным мужчиной, а он не более чем…
Нет, нельзя давать им никаких письменных свидетельств.
Поверьте, профессор Ловелл, я прибегаю к этому обвинению с огромной неохотой. Все дело исключительно в том, что Вы и профессор Коннолли подвергли сомнению мои труды и репутацию…
Нет. Слишком много обиды. Звучит как попытка мести. А она ведь не из обидчивых, верно?
Буду ждать Вашего ответа. Как видите, я отправляю копии этого письма моим коллегам из Института Курто, а также литературному агенту профессора Коннолли и его издателям.
Искренне Ваша, профессор Флоренс Винтер
Флоренс сохранила документ и открыла страницу электронной почты.
Странно было работать за письменным столом отца. На полу вокруг стола лежали его рисунки, наброски были развешаны по стенам, за спиной у Флоренс стояла пробковая доска, а к ней были пришпилены листки бумаги с записанными дрожащей рукой отца идеями для комиксов, а еще пожелтевшие открытки и записки от друзей и поклонников. В рамочке висело письмо на бумаге с водяными знаками с Даунинг-стрит, 10. В семье все знали это письмо наизусть. Флоренс повернулась к стене, чтобы в который раз прочитать:
Уважаемый мистер Винтер!
Премьер-министру очень понравился Ваш комикс во вчерашнем номере «Daily News», где Дейзи и Уилбур бросают яйца в манифестанта. Премьер-министр – горячий поклонник Вашего творчества. Он просит меня передать Вам наилучшие пожелания.
Ваш, и т. д.
А ниже – абсолютно неразборчивая подпись. «Вежливо, вежливо», – сказал Дэвид и вставил письмо в рамку «на память». Трудился он, чтобы сохранять остроту восприятия, а не становиться вежливым. «Ваш, и т. д.» – стало домашней присказкой. Когда слов не хватало.
На этот раз приезд домой отличался от прежних. На прошлой неделе, перед отъездом из Флоренции, Флоренс послала мейл Дейзи и подписала: «Твоя, и т. д.». Ответа, разумеется, не последовало. Во время полета до Лондона Флоренс стала гадать, зачем она вообще возвращается домой. Но теперь, уже здесь, Флоренс начала понимать: что-то происходит. Мать на грани нервного срыва – но конечно же ни за что в этом не признается. А отец стал совершенно отрешенным, углубившимся в собственные мысли. Он улыбался, слушая рассказы Флоренс, и в каком-то смысле она вновь превратилась в маленькую девочку, болтающую с отцом о том, что она вычитала в книжке.
Флоренс открыла свой почтовый ящик и укоризненно пощелкала языком, прочитав просьбу одной из студенток об отсрочке сдачи курсовой работы. Флоренс быстро написала:
«Не может быть и речи, Камилла. Меня совершенно не волнует, когда начинается горнолыжный сезон. Жду работу к пятнице, самое позднее».
И нажала значок «Отправить».
В спешке, желая поскорее покончить с этим, она чуть было не упустила еще одно входящее письмо.
От кого: Дейзи Винтер
Кому: Флоренс Винтер
Вт. 20 ноября, 2012, 23.30
Фло!
На воссоединительный обед я не приеду. Все сложно. Мама объяснит почему. Надеюсь, у тебя в Италии все хорошо.
Д.
Сердце Флоренс замерло и пропустило несколько ударов. Она наклонилась ближе к монитору – словно вглядевшись в экран более пристально, могла бы получить больше информации о сестре. Дейзи, Дейзи, пожалуйста, ответь.
Шесть лет назад, за два года до свадьбы Билла, она приезжала домой. Очередной сбор денег для благотворительного фонда. В Винтерфолд запорхнула на одну ночь – больше не могла себе позволить. Флоренс с таким трудом вырвалась сюда, но, к счастью, вскоре ей надо было уезжать на конференцию в Манчестер. Она не знала, почему ей так хочется повидаться со старшей сестрой, которая все детские годы терзала и мучила ее, однако увидеть Дейзи ей хотелось – странно, правда?