* * *
Читая романы, смотря ток-шоу и слушая рассказы подруг о ком-то из далеких знакомых, редко задумываешься о том, какие фортеля жизнь выкинет именно с тобой.
У каждого человека есть примерное видение своего будущего, некий, пусть даже нечеткий, жизненный план, но весь фокус в том, что жизни на это глубоко наплевать. И она, развлекаясь, подкидывает людям разной сложности задачки, прибавляя баллы одним, ставя на паузу других и обнуляя счета третьих.
Люди живут, о чем-то думают и мечтают, выводя на холсте размеренными мазками картину своего бытия, – так, как видят его они сами. Но мало кто может себе представить, что в эту картину вдруг самовольно и нагло вклинится чужая кисть, смешивая тщательно подобранные краски, искажая прорисованные детали, размывая мельчайшие подробности настоящего и незаметно ретушируя будущее.
Почти каждый из нас думает, что живет по собственному сценарию, наивно полагая, что так будет всегда. Но это ошибка. Самообман. Потому что есть неотвратимость, от нас не зависящая. И что это, – рок, судьба, высшие силы или игра невидимого кукловода, – знать не так уж и важно. Потому что сути это не меняет, а результат невозможно просчитать или подчинить некому алгоритму. Это как стихийное бедствие, – стремительное, разрушительное, неподвластное. И нельзя сказать с точностью, станет ли переживший его сильнее или сломается, не сумев устоять.
Пока я наносила штрихи, оформляя инсценировку собственного будущего, жизнь смотрела на меня с ухмылкой, перемешивая газовую сажу до жидкого состояния, чтобы одним теплым сентябрьским днем, не церемонясь, щедро выплеснуть ее на так долго создаваемую и так тщательно прорисовываемую мной картину.
Я отчетливо видела, как по мольберту стекает, собираясь в дорожки, липкая чернота, и, образуя жирные капли, падает на пол, порождая лужицу. А в ней, собираясь по крупицам, как робот из жидкого металла, проявляется маска, приобретающая черты моего врача, который по-медицински корректно подрубает мое спокойствие под самый корень, вынося неутешительный вердикт.
Ни одна черточка не дрогнула тогда на моем лице, хотя в груди разливался жар, грозя спалить мое сердце напалмом. Так со мной бывает всегда в минуты сильного волнения. Внутри все начинает гореть, грозя испепелить меня, если я не остыну, успокоившись.
Мужской голос что-то говорил и говорил, а я с трудом улавливала смысл. Его слова были лишь фоном моим ощущениям, не доходя до сознания, не проникая внутрь. Это как нестись на полной скорости в пропасть, чувствуя, что колеса автомобиля уже оторвались от земли, и он вошел в состояние свободного падения. До земли всего пара секунд, а в салоне в этот момент звучит музыка. Много ли внимания на нее обратит водитель? Не думаю, что запомнит слова. Хотя… кто знает…
В себя меня привело ощущение чужой руки на плече. Александр Семенович, в кабинете которого я все еще находилась, склонился надо мной, осторожно потряхивая:
- Валерия Викторовна, с вами все в порядке?
Я подняла глаза на его обеспокоенное лицо и, сморгнув пару раз, собралась:
- Да... Спасибо...
Жар начал рассеиваться, и возле сердца уже не было так невыносимо больно. Я сделала глубокий вдох и, наконец, взяла себя в руки.
- Вот необходимые направления, - продолжал доктор, выкладывая передо мной кипу бумажек. – В ваших интересах поскорее определиться с дальнейшими действиями.
- Да... Конечно... - Рассеянно произнесла я, и, вставая, рассеянно сгребла бумаги в кулак. – До свидания!
Словно во сне шла я по шикарному холлу частной клиники, лучшей в нашей области, где за несколько лет многочисленных посещений знала практически каждый угол. Но сейчас, с трудом ориентируясь в пространстве, словно сомнамбула, вяло доковыляла до стойки ресепшена, и, оплатив услуги, выплыла на тротуар шумного города.
Стояла теплая погода, мимо меня сновали люди, по дороге широким шумным потоком проносился транспорт, все куда-то спешили, а я словно застыла. Я пребывала в прострации, когда ощущаешь себя вроде бы со стороны, и в то же время в реальности, но не можешь избавиться от тумана в голове, который мешает видеть все четко, сосредоточиться, направить мысли в нужное русло.
Повернув наугад, пошла по улице, скользя расфокусированным взглядом по зданиям, деревьям, светофорам, не понимая, куда и зачем направляюсь. А сознание подкидывало яркие образы, которые, вспыхивая, напоминали мне, что жизнь, все же не била меня исподтишка.
Стоило признать, что сегодняшний день подкрадывался ко мне вовсе не незаметно, как всем известный пушистый зверь. И мне периодически посылались те самые «звоночки», которые я старательно фиксировала, не имея возможности хоть на что-то повлиять.
Вот перед глазами ярким пятном всплывает беседа с оперировавшим маму хирургом:
- У вас кроме мамы в семье еще у кого-то была онкология?
- Да. У бабушки. То же самое, что и у мамы.
- Не хочу вас пугать, но скорее всего у вас наследуется поломанный ген…
И следующей картинкой – я сижу в ослепительно белой комнате, положив руку на стол. Мою вену прокалывает игла и в вакуумную систему начинает сочиться бордовая жидкость. На пластиковую пробирку наклеивают штрих-код, а через пару недель приходит результат. С тех пор я знаю, что являюсь носителем гена, отвечающего за рак молочной железы, с какой-то там заумно звучащей мутацией.
Подумать только! Я - чертов мутант из американских комиксов! Это было бы смешно, если не было б так грустно.
Александр Семенович определил меня в группу повышенного риска, однако, разовьется ли болезнь, и когда это произойдет, ответить не смог. И не только он.
Я искала ответы на свои вопросы с упрямством азиатского осла, отыскивая все новых специалистов и выкладывая немалые суммы за их консультации. Но ни первый, ни третий, ни даже пятый так и не смогли спрогнозировать ни в процентном, ни в возрастном, ни во временном промежутке развитие конкретно у меня этой гадости. И тогда я вообще перестала понимать, для чего делалось то тестирование, если никакой другой информации помимо предрасположенности оно не содержало. А то, что предрасположенность есть, лично мне и так было ясно на примере моих родных.
Хотя, нет, вру...
Наверное, тогда я все еще надеялась на чудо.
Врач пояснил мне, что я могла заболеть или не заболеть. И самое паскудное во всем этом было оставаться в «подвешенном состоянии», не понимая, что можно предпринять для собственной безопасности. И как никогда раньше мне стали понятны мотивы всем известной голливудской звезды, решившейся, будучи здоровой, на удаление груди после получения анализов, подобных моим. Ибо жить, понимая, что являешься бомбой замедленного действия, не каждому под силу.
Не желая становиться безликой единицей в процентных соотношениях, выводимых врачом ради научного интереса, я вела здоровый образ жизни, вовремя обследовалась и принимала рекомендованные препараты. Но, как оказалось, этого было недостаточно. Иначе почему тогда в один прекрасный момент жизнь в образе моего доктора, ухмыляясь безумным оскалом, все же скрипуче проскрежетала на ухо: «добро пожаловать на карусель»?