Легкий смешок Лили прозвучал диссонансом его звучному и серьезному голосу.
— Ты действительно полагаешь, что мы были бы счастливее в шалаше? Милый Дрого, помнишь пословицу: «Когда нищета входит в дверь, любовь вылетает в окно». Нам с тобой приходится иметь дело с тем миром, в котором мы живем.
— То есть скрывать, лгать, обманывать, — запальчиво проговорил герцог.
А почему бы и нет? — спросила Лили. — Разумеется, мы оба могли бы при желании стать столпами добропорядочности. Я могла бы посвятить себя Джорджу — милому, глупому, лишенному воображения Джорджу. Ты мог бы остепениться и стать примерным мужем и хорошим отцом. При мысли об этом она засмеялась.
— Не хочу я никем быть, — мрачно проговорил герцог. — Я хочу только тебя. Неужели твоей любви не хватит, чтобы убежать со мной?
— Нет, дорогой, не хватит, — категорически заявила Лили. — Жить тогда можно было бы лишь в Монте-Карло, и каждый раз, когда приезжают друзья, приходилось бы гадать, снизойдут ли они до общения с нами. Кроме того, будь мы другими, мы не полюбили бы друг друга. Ты любишь меня, потому что я та, кто я есть… О, а кто я есть?..
— Самая прекрасная женщина, какую я когда-либо видел, — ответил герцог.
Это был именно тот ответ, какого ожидала Лили. Она нежно улыбнулась ему:
— Это и есть наши оковы. Мы — узники самих себя, и, что бы мы ни делали, ничто нас не освободит.
— Ты меня пугаешь.
— Глупости, — живо отозвалась Лили. — Ты не хуже меня знаешь, у тебя есть все, чего только можно пожелать.
— Кроме тебя.
— Меня ты тоже получишь, как только женишься на Корнелии и когда подозрения Джорджа окончательно улягутся.
— А что же Корнелия?
— Дорогой мой, я думаю, она не доставит нам неприятностей. Она не будет иметь ни малейшего представления о том, что происходит, — если только ты не вздумаешь ее просветить.
— Разумеется, я не собираюсь этого делать, — возразил герцог, — но все же мне очень жаль ее.
— Ей сильно повезло, — успокоила его Лили. Она будет носить твою фамилию, она будет хозяйкой «Котильона». Чего еще может попросить любая девушка у волшебницы-крестной?
Ее голос звучал нежно и ласково, и герцог поймал себя на том, что улыбается ей.
— Ты гипнотизируешь меня, заставляешь поверить в то, что тебе хочется.
— Я знаю, что лучше всего для нас обоих. Говоря это, Лили приблизила свое лицо к его лицу, но, когда он страстно схватил ее в объятия, она отстранилась.
— Осторожно, осторожно, — предупредила она. — Я не могу вернуться в растрепанном виде.
— Я схожу с ума, когда вижу тебя такой прекрасной, такой холодной и отчужденной! — воскликнул герцог. — И знаю, что не смею даже подойти к тебе.
— Сейчас нам надо быть осторожнее, чем когда бы то ни было, — предупредила его Лили. — Потом станет легче. А теперь пора возвращаться.
— Сначала поцелуй меня, поцелуй по-настоящему.
Лили поколебалась, а потом со страстью, являвшей собой полную противоположность той осторожности и сдержанности, каких она требовала от герцога, припала к его губам. Но это длилось всего несколько мгновений. Внезапно с силой, о которой он даже не подозревал, она оттолкнула его и поднялась со скамьи.
— Боюсь, как бы не заметили наше отсутствие, — сказала она. — Пойдем скорее.
Какое-то время он сидел и смотрел на нее, думая, что делать: отпустить ее или вновь властно заключить в объятия. Но овладевшее им чувство безнадежности заставило его поспешить вслед за ней — на солнечный свет, обратно к гостям.
Украденные мгновения близости, подобные этим, оставляли в нем густой осадок разочарования и смятения. Впрочем, расставаясь с Лили, он всякий раз чувствовал себя неудовлетворенным и разочарованным. Ее красота опьяняла его, он с трудом мог заставить себя отвести от нее взгляд.
Всю прошлую ночь он пролежал без сна, терзаемый мыслью о том, что этот брачный фарс необходим, чтобы Лили осталась в его жизни. Хотя, возможно, она права. Он не мог представить себе ее живущей уединенно на какой-нибудь вилле на юге Франции или даже без конца путешествующей в поисках новых друзей и новых впечатлений. Она — часть английского пейзажа; она завянет и погибнет, будучи перенесена на другую почву. И у него пронеслась мимолетная мысль: стоит ли любить создание столь же хрупкое и эфемерное, как эти розы, поднимающие свои головки к солнцу.
— Вот ты где, Дрого. А мы уже стали думать, куда это ты подевался.
Голос матери донесся до него с другого конца сада. Одетая во все кремовое, она держала над головой зонтик от солнца и являла собой очаровательную картину на фоне клумбы с алыми цветами. Потом он увидел, что рядом с ней стоит Корнелия. Ее лицо было повернуто к нему, но темные очки настолько успешно прятали ее глаза, что об их выражении можно было лишь догадываться.
Чувствуя за собой вину, герцог, словно ребенок, уличенный в скверном поступке, некоторое время не обращал на мать никакого внимания, пока не услышал ее слова, сказанные с несвойственной ей резкостью:
— Дрого, Корнелия хотела бы увидеть пруд с водяными лилиями.
Могло показаться, будто она нарочно посылает его обратно с девушкой, с которой он помолвлен, зная, что произошло в беседке всего несколько минут назад. И хотя у него не было причины подозревать мать в таком умысле, он чуть ли не раздраженно пробормотал, обращаясь к Корнелии:
— Идите сюда, если хотите увидеть пруд.
По дороге они не разговаривали. Они впервые остались наедине после того вечера, когда было объявлено об их помолвке. Дрого хорошо понимал, как такое известие должно было удивить большинство гостей. Эмили рассказала ему, что все ахнули, пораженные этой новостью, но когда он услышал, как мать давала пояснения относительно богатства Корнелии, и увидел понимающие улыбки на лицах тех, кто ее слушал, то пришел в крайнее раздражение.
Все это казалось ему теперь безумием, и он не понимал, как вообще согласился на подобное. Но даже ругая себя, он хорошо знал: если бы стали известны все подробности, то по меньшей мере девяносто процентов его друзей сочли бы его угрызения совести нелепыми.
В обществе, где он вырос, любовные романы принимались как нечто само собой разумеющееся. Начало моде на них положил сам король, будучи еще принцем Уэльским, когда открыто стал отдавать предпочтение обществу прекрасной Лили Лэнгтри, за которой последовала череда других красавиц.
Сколько помнил Дрого, увеселения в «Котильоне» планировались с учетом романов гостей. Он не мог припомнить, сколько ему было лет, когда он понял, что и у матери тоже были особые друзья, по временам жившие в «Котильоне». Всегда был кто-то вроде Гарри, чтобы сопровождать ее на прогулках, быть ее партнером во время игры в бридж, льстить ей и утешать.
Эмили считала естественным, что у Дрого были любовные связи и что особа, являющаяся его фавориткой в данное время, должна быть приглашаема на каждый прием и раут, пока острота увлечения не пройдет и место этой дамы не займет другая.