Но я знаю также, что наш поезд на этих «американских горках» может в любую секунду слететь с рельсов, и часть моего разума порицает меня, пока мы идем вниз по дороге. Нам уже отчетливо виден костер, слышны крики, смех и пульсирующее биение музыки.
– Идем, а то не успеем до тех пор, пока копы разгонят всю вечеринку! – окликает меня Ви и переходит на бег.
Я легко догоняю и обгоняю ее. Бегать я умею. Я даже не вспотела, и, по сути, мне приходится притормаживать, чтобы она от меня не отстала. Ви смеется, но к тому времени, как мы добираемся до места, дышит уже чаще обычного.
Берег под утесом, который называется Смертельным Камнем, в основном засыпан привезенным песком – в центральной части Теннесси это считается шикарным пляжем. В вечернем воздухе разливается зябкий холодок, но это не мешает никому плавать в озере или прыгать в воду с утеса. Хотя все не настолько плохо: температура все еще держится изрядно выше точки замерзания воды. Иногда осень в Теннесси напоминает лето, только с разноцветной листвой, а зима похожа на осень с рождественскими украшениями. Сегодня все именно так. В небесах плывут облачка, но они такие редкие и прозрачные, что выглядят скорее декоративно, чем угрожающе.
В Нортоне и его окрестностях живет примерно сотня подростков, и около восьмидесяти из них сейчас находятся здесь, на этом краю озера. Остальные, видимо, еще в пути.
– Что ж, выглядит классно, – говорит Ви и посылает широкую улыбку парню, который, пошатываясь, проходит мимо. Он уже в дымину пьян, но ей, похоже, все равно – она дважды окидывает его взглядом. Я чувствую легкий укол… чего-то. Не хочу думать, что это ревность. Я говорю себе, что Ви все равно в меня не влюблена, что тогда, в Вулфхантере, когда мне казалось, будто я ей действительно нравлюсь, это и вправду просто показалось. «Ну да, тогда почему она здесь, если не ради тебя?»
Ладно. Может быть, я все-таки ревную.
Останавливаюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Лотти, одна из тех девушек, которые могли бы мне понравиться, прыгает «поплавком» с вершины утеса, плотно прижав колени к груди и обхватив их руками. Она рушится в озеро с громким всплеском, и это вызывает хор радостных воплей со стороны ребят, сидящих в раскладных креслах возле причала. Десятки подростков толпятся вокруг костра, который отбрасывает красно-золотистые отблески на воду, покрытую мелкой рябью. Краем глаза я замечаю, как Ви идет куда-то, но я жду, пока Лотти всплывет на поверхность. Она выныривает, размахивая руками, и когда направляется к берегу, ее встречает новый хор возгласов. Лотти великолепна – рыжая, с огромными зелеными глазами и вздернутым носом; ее медленный теннессийский акцент тягуч, словно капли меда. Да, я могла бы влюбиться в нее, но Лотти едва знает о моем существовании. По крайней мере, она не проявляла ко мне активной ненависти. Так что мне она по-прежнему немного нравится.
Смертельный Камень, вероятно, не настоящее название этого массивного утеса, нависающего над озером. Наверное, он носит какое-нибудь скучное официальное имя – например, Обзорная Вышка или Закатная Вершина, или что-то в этом роде. Но среди нортонских школьников его зовут Смертельным Камнем, столько, сколько кто-либо может упомнить, и даже учителя называют его так. Но никто не может сказать, кто именно здесь умер и почему. Существует какая-то смутная легенда об индианской принцессе, которая покончила с собой, спрыгнув оттуда на камни. Дурацкие сказки, какие складывают белые люди, чтобы показать свое романтическое отношение к изначальным обитателям Америки, которых сами же и истребили, по большей части. Я не покупаюсь на такие мифы. Но такое название должно было откуда-то взяться.
Когда оглядываюсь по сторонам в поисках Ви, я не вижу ее. Она растворилась в толпе. Я хмурюсь и некоторое время ищу ее, но потом соображаю, что она вернется, когда захочет. «Да, может быть, она нашла того пьяного парня и сейчас с ним трахается». Мне не нравится думать об этом. Я не знаю, какая у Ви ориентация: лесбиянка, бисексуалка, полисексуалка или еще какая-нибудь, – она никогда не говорила мне об этом и даже не намекала. Но в глубине души знаю одно: ничего хорошего мне с ней не светит. Когда мы с ней познакомились, Ви сидела в тюрьме, и да, может, она и не убивала свою мать, но к тому моменту сделала немало плохого. Она принимала наркотики и пила, она готова была сделать немало незаконного, чтобы получить то, чего хотела.
Но это не значит, что я по-прежнему не испытываю тяги к ней.
– Привет, Ланни.
Я оборачиваюсь. Кто-то, едва различимый в тени деревьев, протягивает мне пиво, но я качаю головой. Менее всего мне нужно, чтобы мама учуяла запах спиртного от меня, когда я вернусь домой. Тогда он предлагает мне бутылку воды. Прежде чем открутить крышку и сделать глоток, я удостоверяюсь, что до этого бутылка не была вскрыта. В том, чтобы вырасти параноиком, есть своя светлая сторона: никакие обычные обманные уловки со мной не сработают. «О да, глупышка, прийти сюда в потемках, конечно же, было очень предусмотрительно!» Я ненавижу этот насмешливый голос у себя в голове, но не могу заткнуть его. По крайней мере, сейчас он высказывается осмысленно. Обычно он тянет какую-то занудную песню о том, как по-дурацки выглядят мои волосы, что глаза у меня разной величины, что я слишком тощая, или слишком толстая, или слишком низкая, или несексуальная, или еще что. Единственное, что меня утешает: я знаю, что у всех остальных есть такой же внутренний голос.
Ну, полагаю, у всех, кроме самодовольных идиотов.
Огонь отбрасывает достаточно света на опушку, чтобы я смогла рассмотреть: парень, предложивший мне воду, – это Бон Кейси, который сидит, откинувшись на спинку раскладного стула. Как и меня, его все называют сокращенно, но, по крайней мере, «Атланта» – это нормальное имя. А как его полное имя – Бонавентура? «Фу, это как-то слишком». Он старше меня на пару лет и уже учится в выпускном классе; я испытываю легкий приступ смущения.
– Бон, – приветствую я его, подняв бутылку с водой. Он пинком отправляет в мою сторону старый потрепанный раскладной стул, и я усаживаюсь. – Как дела?
Бон пожимает плечами.
– Да так. – Хоть он и учится в выпускном классе, но уже пару раз оставался на второй год и, по сути, уже взрослый. Странно, что он здесь, с подростками. – Я слыхал про твоего брата. С ним всё в порядке?
– Да, в порядке.
– Ну да, а вот с Хэнком Чартерхаусом не в порядке, – говорит Бон. – У него вся челюсть на штырях теперь. Ты же знаешь, что Чартерхаусы – важные шишки?
– Родственники Бельденов.
– Предупреждаю честно: Хэнк будет мстить, когда поправится. Так что смотрите там. Клан Бельденов в игрушки не играет.
– Спасибо, – отвечаю. Я не рассказываю ему о том, что чета этих стариков уже приезжала к нам в дом и пыталась угрожать им. – Но моя мама не из тех, с кем они захотят шутить, могу сразу сказать.
Бон смеется – немного безумно, словно он под веществами.
– Да, она страшная баба.
– Это наследственное, – говорю я ему.