— А сколько этой свежеиспеченной вдове дали?
— Черт! Что-то не помню. Лет семь, кажется. Или даже шесть. Практически по минимуму. Она ведь так и не призналась, нет, ничего не делала, и все тут. Адвокат чуть из кожи не вылез, против улик-то не попрешь, а суду обычно не нравится, когда очевидное отрицают. Но он ухитрился и ее непризнание на пользу дела вывернуть: дескать, убивать не собиралась, действовала в состоянии аффекта, а после — посттравматическая амнезия. Ну типа поссорились, она мужа толкнула, а после в ужасе и сама все забыла.
— И что, суд такое проглотил?
— Присяжные, — уточнила Арина. — Адвокат-то у вдовы впрямь очень толковый был. Точнее, не был, а есть. Он до сих пор называет ее своей подзащитной, на днях предпринял фантастические усилия, чтобы со мной без лишних глаз побеседовать.
— И? Может, он знает что-то?
— Да нет, просто информация о шубинском деле, в смысле о его, так сказать, признании, расползлась. Нет, адвокат ничего нового не сообщил. Правда, я так и не поняла, зачем ему нужно было со мной встречаться — не для того же, чтобы заявить, что его клиентка невиновна. И все. Зачем, спрашивается? Черт его знает… Адвокаты — народ своеобразный. Он очень старался меня убедить, что верит в Алисину невиновность не по обязанности, а по-человечески.
— Сейчас верит или и во время следствия тоже верил?
Арина пожала плечами:
— Не могу сказать. Может, и тогда верил. Или, как минимум, верил, что она ничего не помнит. Даже потребовал проверки на полиграфе, ну то есть на детекторе…
— Я в курсе, что такое полиграф, — перебил Денис. — Но разве это считается доказательством?
Она помотала головой:
— Нет. Одним из свидетельств, не более, причем не слишком весомым. Зато на присяжных производит весьма благоприятное впечатление. Так что с учетом имеющихся улик приговор был на удивление мягким.
— Наверное, эти фотографии, если бы их предъявили, дело бы подпортили?
Она опять пожала плечами:
— Да нет, не особенно. Не думаю во всяком случае. Версию аффекта с их помощью не опровергнешь, а на что они еще годятся? Там и прочие доказательства вполне основательные. И материальные улики, и свидетельские показания. Все очень убедительно. Настолько, что никаких других версий даже в голову не приходит. Я даже не спрашиваю, откуда Шубин эти фотографии взял. Главное — зачем хранил? Они ведь явно подтверждают позицию обвинения. Ничего ни с чем не связывается! — Арина поежилась: то ли погода портиться начала, то ли настроение.
— А не мог Шубин… не знаю, как сформулировать… — начал Денис. — Предположим, он откуда-то знал — или догадался почему-то — что фотографии — фальшивка? И тогда снимки — доказательство подставы и невиновности вдовы. А?
— Вот разве что, — уныло вздохнула Арина. — Правда, на мой взгляд, снимки всего лишь дублируют свидетельские показания. Но, возможно, я чего-то не вижу. В общем, надо обходить соседний дом и искать, откуда это было снято. Ну или наоборот — не было.
* * *
Определив примерно направление съемки, Арина с Денисом выделили сектор из четырех наиболее подходящих балконов, вычислили номера квартир.
— Если среди этих источника фотографий не найдется, будем расширять сектор, но на сегодня нам и этих четырех за глаза хватит, — подытожила расчеты Арина. — Вечер уже совсем. С какой квартиры, думаешь, надо начать?
Денис подумал несколько секунд:
— Давай с левой верхней. Как по мне, с этого балкона угол зрения самый подходящий.
— Здравствуйте, — сказала Арина в черную решеточку домофона. — Мы из следственного комитета, нужно задать несколько вопросов.
Дальше могло быть всякое. Рекомендация отправиться куда Макар телят не гонял. Долгие переговоры насчет посмотреть документы. Просто молчание. Как сейчас. Арина решила через минуту позвонить еще раз, и если не ответят, жать на все кнопки подряд, кто-нибудь да откроет. А после уже звонить непосредственно в нужную квартиру. Но тут домофон запиликал, замок щелкнул.
Дверь левой квартиры на седьмом этаже уже была открыта, хозяйка, улыбаясь, стояла в проеме.
Арина принялась было показывать ей удостоверение, бормоча:
— Вы простите, что на ночь глядя.
Но дама только махнула, все так же улыбаясь:
— Да мне все равно делать нечего, кроме как телевизор смотреть, а там сейчас сплошая ерунда! Пойдемте, я вас кофе напою. У меня превосходный кофе! Жаль, что на балконе пока еще холодно, когда погода позволяет, я только там и накрываю, там у меня такая красота, когда немного потеплеет, все будет цвести, прямо как в оранжерее! А сейчас в гостиной придется, это совсем не то… — она вздохнула, и крутившаяся под ногами мохнатая беленькая собачонка, присев и свесив голову набок, тоже вздохнула.
В гостиной, надо же! И к двери вышла не в каком-нибудь халате или там джинсах с футболкой (сама Арина дома предпочитала шорты и майку), в простом, но весьма элегантном длинном трикотажном платье, вместо обыденных тапок — мягкие туфельки, на низком, но все-таки каблучке. И имечко у нее оказалось соответствующее — Лилия Львовна. Почти Орхидея Леопардовна. Этакая герцогиня в изгнании.
Личико у «герцогини», впрочем, было вполне плебейским. Кругленькое, мелкоморщинистое — как печеное яблочко. Да и руки… не ручки — именно руки, крупные, узловатые, хотя и ухоженные, но явно много на своем веку поработавшие… не аристократические, в общем.
Манеры же хозяйка блюла вполне герцогиньские. И кофе на низком массивном столе темного дерева сервирован был вполне аристократически: тонкий фарфор, серебряные щипчики в сахарнице, в серебряной же ажурной вазочке крошечные печеньица, больше похожие на изящные брошки, чем на кондитерские изделия.
Арина напомнила Лилии Львовне о случившемся несколько лет назад в соседнем доме убийстве.
— Ой, да конечно, я помню этот ужас! — дама всплеснула руками. — Ко мне тогда тоже ваши приходили. Даже несколько раз. А я каждый раз одно и то же говорила — жена это его, больше некому. Потому что… Ну да, красотка, как из журнала, но жениться на таких особах, — она поджала губы, — это никуда не годится, никогда из этого ничего хорошего не выходило! Ничего не скажу, вести себя она умела. И выглядела всегда… ну… никакой небрежности, любо-дорого поглядеть. Только жена — это ж не только чтоб любоваться или там перед кем-то погордиться. Жена — это… — она вздохнула. — А от таких вот только и жди какой-нибудь подлости!
— Вы так хорошо ее знали? — удивилась Арина.
— Да нет, душенька, вовсе я ее не знала, зачем бы мне… — герцогиньский ротик опять исказился в пренебрежительной гримаске. — Да ведь на нее один раз довольно было поглядеть, чтобы все ясно стало: денег ей надо, и больше ничего. Зачем бы еще такой красотке выходить замуж за человека, вдвое себя старше?
Вопрос о непременной меркантильности неравных браков был спорный, но возражать Арина, разумеется, и не подумала. Улыбнулась понимающе и достала из папки фотографии: