Бинго!
Арина готова была расцеловать неожиданную свидетельницу, но ту, безразличную ко всему, кроме собственных дел, интересовало лишь, можно ли уже ей отправиться по этим самым делам.
Искренне поблагодарив за помощь и записав все контактные телефоны госпожи Лещенко — Денис терпеливо дожидался в сторонке — Арина в изнеможении уселась прямо в жесткий, порядком уже осевший, слежавшийся, но вполне чистый сугроб. Черт с ним, с этим чертовым домом, осмотреть его она еще успеет — стоял он три года, постоит и еще чуть-чуть, авось не сгорит — а сейчас куда важнее попробовать рассортировать и разложить всю собранную информацию.
Детский крик мог означать лишь одно: когда Кащеев явился сюда в поисках загулявшей супруги, маленький Витя был еще жив. И, значит, трагическая история, которую Серафим Федорович излагал в студии — а до того, вероятно, следователю, чтоб его, Скачко — значит, весь этот рассказ есть сплошное вранье. Ну… почти сплошное. На три четверти примерно…
* * *
Мотоцикл, лихо развернувшись почти на месте, умчался. И только тут Арина заметила сидевшую на дворовых качелях Майку.
Крошечная фигурка в ярко-синей курточке была как кусочек неба среди серых, неаккуратных, уже подгрызенных близкой весной сугробов. У Арины даже защемило сердце.
— Ты чего тут? — она присела на соседнюю качелину.
— Это кто был? — требовательно спросила племяшка вместо ответа.
— Знакомый. Неважно. Чего сидишь-то? Меня дожидаешься?
— Угу.
— Так почему не позвонила?
Племяшка пожала плечами:
— Ага, я позвоню, а ты какого-нибудь злодея допрашиваешь. Или свидетеля пугливого. Нельзя мешать.
— А если бы я до ночи на работе торчала? Так и сидела бы тут? — Арина укоризненно покачала головой.
Майка посмотрела на Арину так, словно была на двадцать лет ее старше, а не наоборот:
— Я же дежурным вашим позвонила, спросила, на месте ли еще следователь Арина Марковна Вершина. Они сказали, что ушла двадцать минут назад. Вот я и решила тут подождать.
Ну Пилипенко, ну он у меня получит, чуть не рассердилась Арина, но вовремя вспомнила, что сержант Пилипенко остался в Питере. Просто один из здешних дежурных очень его напоминал: плотный, белобрысый, краснощекий, хитроглазый. Ах да, Карпенко, даже фамилия похожая! Он ли проболтался или еще кто, теперь и не узнаешь. Информация о местонахождении следователя не так чтобы великий секрет, но распространять ее вот так, неизвестно кому, по телефону — не дело. Надо будет дежурным напомнить о мерах безопасности. Или Еве сказать, чтоб напомнила, у нее лучше получится. Но сердилась она, конечно, не столько на откровенность дежурного, сколько на себя саму. Что, если бы, забежав после беседы с Лещенко ненадолго в следственный комитет, она бы поехала с Денисом, который звал «в одно хорошее место»? Майка бы тут в сосульку превратилась!
Кстати, о безопасности:
— И бабушка тебя вот так вот отпустила? Вечер скоро.
— Елизавете Владимировне я сказала, что погуляю, она только велела из двора не уходить, чтоб в окно видно было. Арин, я все знаю, весь интернет увешан предупреждениями о том, что педофилы за каждым углом. Откуда они повылезали? Раньше ведь не было? И в книжках, и в кино, нормально дети и гуляли без присмотра, и даже в лес ходили, и с чужими взрослыми разговаривали.
— Время другое было, — вздохнула Арина. — Ладно, проехали. Что-то еще случилось? Чем я могу помочь? С судьихой этой побеседовать, ну мамашей той девочки?
— Да там все уже закончилось, — Майка махнула рукой, — по-моему, она сама домашнюю разборку устроила. И Милке, и бабке ее ненормальной, в смысле своей матери. Потому что Милка притихла. Подгавкивает, конечно, но это фигня.
— А что не фигня?
— Не знаю, — племяшка оттолкнулась ногой от серого слежавшегося снега, качели противно скрипнули. — Тетка какая-то сегодня ко мне около школы подошла.
— Что за тетка? — вскинулась встревоженная Арина.
— Да не бойся, она не пыталась меня куда-то утащить или еще что. Тетка как тетка. Такая, довольно пожилая. Может, бабка, а не тетка. Но она сперва меня разглядывала, а после сказала… сейчас… Передай, говорит, своей мамаше, чтобы за своим ребенком лучше присматривала, а не к чужим цеплялась. Я так думаю, это она про тебя.
Тетка, которая, быть может, и бабка. Чтоб за своим ребенком лучше присматривала?
Кащеиха? Точно, она, больше некому!
Да как она смеет! Угрожать вздумала?! Должно быть, Арина сказала это вслух, потому что Майка замотала вдруг головой.
— Она не угрожала, она очень спокойно разговаривала, только вроде как сквозь зубы, будто ей противно на меня смотреть. Она… черт, я не знаю, как это… она воспитывала, что ли… Сказала, что тебе дома надо сидеть, щи варить, а не важность на себя напускать. Смотрела на меня так, словно я таракан какой-то. Ну почти как Милкина бабка, только та орет, а эта нет.
— Ладно, заяц, не расстраивайся.
Майка как будто удивилась:
— Ты чего, Арин? Я не расстраиваюсь, чего расстраиваться-то? Просто я подумала, что тебе нужно знать. Потому и рассказала.
— Правильно сделала. Есть у меня одна такая… свидетельница. Но как она тебя выследила, ума не приложу.
— Тоже мне фокус-покус! Ты меня по утрам в школу провожаешь? Ну не каждый день, но все-таки.
— Точно. Вот же дрянь! Май, давай я тебя еще и после школы встречать буду? Ну… пока эта тетка в чувство не придет. Или лучше пусть Федька?
— Не, не надо. Папа занят, ты тоже. Я же в первую смену, мы рано заканчиваем. И чтоб ты уж совсем не беспокоилась, пусть лучше меня Никита провожает, он давно предлагает.
— Никита? Это не тот ли юноша в оранжевой куртке, что так резво с Милой воевал?
Майка засмеялась:
— Угу.
— Что ж, серьезный молодой человек. И сообразительный, и решительный. Номер его телефона мне продиктуй на всякий случай. Но если что — сразу мне звони, обещаешь?
— Таймыровым хвостом клянусь!
* * *
Уткнувшись невидящим взглядом в монитор, Арина мучительно соображала: что же еще можно предпринять? Куда двинуться?
Тупо заныл лоб. И Кащеев, и мамаша его, оба ненормальные, ей-богу!
Или их напугал Аринин интерес к гулявкинскому дому? Эх, осмотреть бы его как полагается! Не стоило самодеятельность устраивать. Если там и впрямь что-то есть, нужен полноценный обыск, с криминалистами и, главное, с постановлением, иначе все найденное можно будет сразу на помойку отправить — как доказательства, полученные непроцессуальным путем. А кто ж ей разрешит? Пахомов еще и выговор объявит — за разбазаривание рабочего времени. На одних показаниях этой Лещенко далеко не уедешь, начальство этим не убедишь.