Она вспомнила, что так же обращался с матерью ее отец.
«Люблю! Люблю тебя!»— хотелось повторять ей снова и снова.
Но она боялась, что грум, сидевший позади них, слышит каждое слово.
Граф направил фаэтон к задней двери лавки.
— Я точно не могу больше ничем помочь? — спросил он.
— Н-нет… Я… в порядке, — ответила Тэлия.
Она протянула руку, и граф сжал ее в ладони, почувствовав, как девушка вздрогнула от его прикосновения.
Грум помог ей выйти из фаэтона, и она проскользнула в дверь, надеясь, что никто из работниц не видел ее возвращения.
К счастью, войдя внутрь, она обнаружила, что миссис Бертон все еще обслуживала клиентку в главном зале.
Тэлия подошла к столу, на котором выписывались счета, и, раздобыв лист бумаги, написала на нем:
Доверенное лицо сэра Дензила Кавершема от его имени передает сумму в 1000 фунтов стерлингов лорду Дервишу и выражает глубокое сожаление по поводу того, что выплата указанной суммы не была осуществлена в установленный срок трехлетней давности.
Конверт с деньгами и записку она вложила в еще один конверт, взятый ею со стола.
Завернув край конверта, она запечатала его сургучом, который миссис Бертон хранила на случай отправки денег в банк.
На конверте Тэлия написала:
Достопочтенному лорду Дервишу, Уайт-клуб, Сент-Джеымс-стрит.
Закончив писать, она спросила:
— А Билл здесь?
— Да, Тэлия, — ответила одна из работниц. — Он собирался отнести эту шляпку той, как ее, леди Уэнтмор. Она сначала сказала, что возьмет ее, а потом передумала.
— Я отнесу ее Биллу, — сказала Тэлия.
Она взяла коробку со стола и направилась в подвал, где обыкновенно находился Билл, если не выполнял заказ по доставке купленных товаров.
Ему не приходилось бездельничать, так как у миссис Бертон всегда имелось, чем занять его.
Требовалось распаковывать коробки и корзины, прибывшие из Парижа. Постоянно требовалось что-то починить, вычистить и отполировать. Миссис Бертон не видела причин нагружать кого-то еще работой, которую мог сделать и он.
Это был человек, перешагнувший сорокалетний рубеж, с седыми волосами, ужасавшийся при мысли, что может потерять работу, и когда Тэлия позвала его, он поспешно отозвался:
— Иду, иду! — как будто бы боялся получить выговор за нерасторопность.
— Эту коробку нужно доставить леди Уэнтмор на Керзон-стрит, Билл, — сказала Тэлия. — И не будешь ли ты так добр, чтобы отнести для меня это письмо в Уайт-клуб? Это тебе почти по пути.
— Конечно, я отнесу его, мисс, не сомневайтесь! — заверил ее Билл.
— Спасибо, Билл, ты очень добр. Но будь осторожен с этим конвертом. Он очень ценный!
— Разве я когда-либо что-то терял, мисс Тэлия?
— Всегда что-то происходит впервые, Билл.
— Только не в том случае, когда мне доверяют вашу собственность, мисс.
— Спасибо, Билл, я очень признательна тебе.
Тэлия направилась вверх, размышляя, что лорд Дервиш, при всей его злобе и ненависти к ее отцу будет чрезвычайно изумлен, увидев содержимое конверта.
Остаток дня тянулся еще медленнее, чем обычно, за исключением тех моментов, когда Тэлия погружалась в мысли о графе, забывая о времени и всем окружающем.
«Почему он так добр, так заботлив?»— спрашивала она себя.
Однако думала она и о том, что с ее стороны было непорядочно принять такую потрясающую щедрость, не имея возможности дать ничего взамен.
Она не была уверена наверняка в том, что именно происходит, когда мужчина и женщина предаются любви. Тэлия просто всегда считала, что это является предосудительным, если происходит до того, как союз влюбленных получает благословение церкви.
Но теперь Тэлию охватывало чувство, что если граф будет любить ее, это будет так же прекрасно, как и его поцелуй.
Неожиданно эти мысли потрясли ее.
Конечно же, будет предосудительным, если она, поклявшись, что никогда не займет положение любовницы, все же станет ею, как бы граф это ни называл.
В глазах ее матери это выглядело столь низко, столь отвратительно, что нельзя было допустить, чтобы она обо всем узнала.
Возвращаясь домой с Анной, Тэлия подумала, что если бы она поведала ей о предложении, сделанном графом за их первым совместным ужином, старую служанку это бы не удивило.
Она ожидала бы такого поступка от джентльмена вроде графа по отношению к девушке более низкого происхождения. Шокировало бы ее лишь то, что предложение, сделанное графом, было адресовано леди от рождения, которая, в глазах Анны, стояла с ним на равных.
«Он никогда не признает меня таковой», — подумала Тэлия, и внезапно ей показалось, что солнце закатилось и тьма поглотила землю.
Задумавшись о своем, Тэлия устыдилась того, что лишь возле самого дома спросила Анну:
— Как мама чувствует себя сегодня?
— Очень печально, — ответила Анна. — После обеда она расплакалась, когда мы заговорили о твоем отце. Вот уже неделя, как исполнилось три года с его отъезда, и она думает, что он уже никогда не вернется.
— Разве неделя? — спросила Тэлия. — Я уже потеряла счет времени.
Затем она вспомнила, что ей есть чем успокоить маму.
Не стоило упоминать об обстоятельствах, в которых она услышала новости, но по крайней мере можно было заверить мать в том, что ее мужа видели в Америке живым и здоровым.
— У меня есть новости для мамы, — сказала она бодрым голосом. — Она не будет так печальна, когда услышит то, что я скажу.
— Новости? — спросила Анна, машинально прибавив шагу.
— Но я сперва должна преподнести их маме, — сказала Тэлия.
Анна отворила дверь, и она взбежала вверх по лестнице.
Леди Кавершем по-прежнему лежала в постели.
— Вот и ты, моя родная! — воскликнула она. — Я тут лежала, читая твою книгу, и нашла ее весьма забавной. Никогда не знала, что у меня такая умная дочь!
— Я надеялась, что ты так и скажешь, мама! — ответила Тэлия. — А еще я должна тебе кое-что сказать, нечто такое, что ты будешь очень рада услышать.
Она заметила настороженный взгляд своей матери и едва успела открыть рот, чтобы сообщить ей новости, как вдруг снизу послышался удивленный вскрик Анны.
Леди Кавершем испугалась.
— Что это? — спросила она.
— Я посмотрю, — ответила Тэлия.
Едва повернувшись, она услышала мужской голос, отвечавший Анне, и шаги на лестнице.
В первую секунду она не могла себе поверить, и вдруг она воскликнула так, что по комнате прокатилось эхо: