Его слова не дали возможности Тэлии ответить шуткой.
Немного помолчав, она сказала:
— Думаю, то, что вы чувствуете, это всего лишь раздражение из-за того, что вы выросли избалованным жизнью, а теперь вам никак не удается поступить по-своему.
— Почему вы решили, что я избалован? — сердито спросил граф.
— А как могло быть иначе? — ответила она. — Взгляните на этот дом, на то, чем вы владеете, ну и… на себя.
— Расскажите, что вы думаете обо мне.
Он походил на ребенка, ожидающего похвалы.
— Что я могу сказать о графе Хеллингтоне? — спросила она. — Он известный порядочный человек, он занимает высокое положение в обществе, он красив и богат! Есть какая-то загвоздка, но ее я пока не определила.
— Загвоздка в том, — сказал граф, — что я не могу заставить одну юную, чрезвычайно самоуверенную девушку отдать мне свое сердце.
— А если я сделаю это, зачем оно вам? Добавить к тем, которые вы уже успели насобирать? У вас должна быть впечатляющая коллекция.
— Вам не стоит так говорить со мной, — резко заявил граф.
— Отчего же? Судя по тому, как вы рассердились, я посыпала соль на рану, а стало быть, все сказанное мной — правда.
— Если и есть в мире молодая девушка, которая больше всех может привести в ярость и разозлить, так это вы! — воскликнул граф. — Перестаньте насмехаться надо мной и поговорите со мной по душам.
— Если под разговором по душам вы подразумеваете попытки заставить меня делать то, чего я не собираюсь ни теперь, ни потом, вы напрасно тратите время!
Тэлия встала с дивана и приблизилась к одной из картин.
— Рубенс! — воскликнула она. — Если б вы только знали, как я мечтала увидеть хотя бы одну его картину! Какие краски! Так я себе и представляла! Однажды я прочитала в книге, что в каждой картине он всегда рисовал свою вторую жену, которую обожал.
— Я не хочу видеть вас на картине, — сказал граф. — Я хочу видеть вас в своих объятиях.
Тэлия оторвалась от созерцания картины.
— Довольно банальное заявление»— сказала она. — Совсем не похоже на вас.
— Проклятие! — вскричал граф. — Когда-нибудь я потеряю терпение, и вам уже поздно будет жаловаться!
Тэлия рассмеялась:
— Вы меня не запугаете, — сказала она. — А теперь, видя ваше истинное лицо, я открою вам еще один секрет. Прошлым вечером, когда я отправлялась на встречу с вами, Анна дала мне с собой пистолет!
— Пистолет?
Изумление графа было очевидно.
— Он был у меня в сумочке. Довольно маленький, но с его помощью тоже можно наделать шуму.
— Вы поэтому заявили, что не боитесь, если я вдруг решу взять вас силой?
— Говоря по правде, я с самого начала сомневалась, что вы можете так себя повести. Дело в том, что, как я признала прошлым вечером, вы — джентльмен.
— Вы действительно заставляете меня поверить в то, что это какое-то преимущество!
— Я бы предпочла, чтобы вы сочли это качеством души, которым можно по праву гордиться.
— До тех пор, пока это чувство становится на пути у моих стремлений, гордиться мне им не хочется.
Граф шагнул навстречу Тэлии и сказал:
— Давайте прекратим эту словесную баталию. Вы нужны мне, Тэлия, и я не представляю себе своей дальнейшей жизни без вас.
В его голосе чувствовалась та интонация, перед которой ей оказалось трудно устоять прошлым вечером, и хотя граф не притронулся к ней, Тэлия вскинула руки, словно пытаясь защититься.
— Прошу вас… Прошу, — сказала она. — Не говорите со мной так. Уж лучше спорить и пререкаться.
— Я не хочу спорить с вами, — сказал граф. — Все, чего я хочу, — чтобы вы были моей.
Ему показалось, что Тэлия вздрогнула, и он продолжил:
— Думаю, вы уже заметили, даже если еще пока не признались себе в этом, что мы нечто значим друг для друга; нечто такое, о чем каждый из нас, отказавшись от этого или утратив, будет сожалеть.
Тэлия снова принялась рассматривать картину Рубенса, и граф тихо произнес:
— Посмотрите на меня, Тэлия.
Она покачала головой.
— Я должна ехать домой. Вам известно, что я не могу оставаться так долго.
— А если я попрошу вас об этом?
— Вы сами знаете ответ.
— Это не ответ. Вы просто стараетесь следовать выдуманным вами правилам, которые в случае, если это касается нас, теряют свой смысл.
— И все же вам придется тоже следовать им.
— Почему?
— Потому что… — начала Тэлия, но не закончила. — Прошу вас, отвезите меня домой.
— Я так хочу, чтобы вы остались! Неужели это для вас ничего не значит?
В его голосе снова слышалась мольба, в которой было трудно отказать.
— Пожалуйста… — произнесла она.
Она взглянула на него и замолчала.
Не двигаясь, они взирали друг на друга, и весь мир для Тэлии исчез, оставшись только лишь в его серых глазах.
Его взгляд пронзал ее душу и тело и сливался с ее дыханием.
Впоследствии она не могла вспомнить, кто из них сделал первое движение.
Она неожиданно осознала, что граф держит ее в своих объятиях.
Ей не пришло в голову, что она должна сопротивляться.
Здравый рассудок оставил ее, и больше не существовало ничего, кроме его глаз, губ, у которых она оказалась в плену.
Их губы соединились, и Тэлия перестала быть собой, чувствуя, будто бы все ее тело сливается с ним воедино, словно от сотворения мира они всегда были одним целым.
Его руки сомкнулись крепче, а губы становились все более настойчивыми, и она почувствовала, словно ее от губ до груди вдруг пронзило странное сочетание боли и наслаждения, оно достигло сердца и стало его неотделимой частью.
И чувство это именовалось любовью. Оно было не таким, как Тэлия представляла себе раньше, но куда более острым, восхитительным и величественным.
И не нужно было бороться, ибо отныне она принадлежала не себе самой, но ему.
Он словно бы захватил и уничтожил всю сущность ее одиночества.
Это было тайной любви, чудом, перед которым она не могла устоять теперь и никогда.
В конце концов, когда она уже стала ощущать себя скорее ангельским, нежели человеческим созданием, граф оторвался от нее.
— Дорогая моя, милая! Зачем ты противишься этому? — спросил он. — Ты моя! Моя, и ты была моей изначально.
Тэлия постепенно вернулась к реальности, и это оказалось подобно падению с небес на грубую, жесткую землю.