Зависнув на сравнительно большой, с точки зрения человека, высоте, я продолжил всматриваться в огромный человейник и снова чувствовал бессилие от неумения понять этот сложнейший мир, где как говорят они сами, каждый из них – целая Вселенная, и хотя это звучит хвастливо, но с холодком во всем теле чувствую, что говорят правду.
Более того, каждый из них настолько сложен, что даже сложнее всей Вселенной, в которой все просто, понятно и предсказуемо на дециллионы лет вперед.
Глава 2
С большой высоты заметил среди мельтешащих фигурок одну знакомую, замедлил и приблизил картинку, там Ксюха двигается с большой сумкой, перебрасывая из руки в руку, перешла дорогу, когда автомобили синхронно остановились, интересный ритуал, а на той стороне улицы пошла тяжело в сторону подземной норы, именуемой метро.
Я сменил координаты, Ксюха вздрогнула, когда я вышел прямо из стены дома, мимо которого она неспешно двигается.
– Давай помогу, – сказал я, как уже видел, говорят самцы в отношении тяжело нагруженных самок.
Она оторопела, передала мне сумку, уставилась широко распахнутыми глазами.
– Крабоид… ты как?
– В раздумьях, – сообщил я.
– Ого, – вскрикнула она обрадованно. – Что-то вспомнил?.. И что за раздумья?
– Да что делать с этой планетой, – ответил я. – Нет планеты – нет проблем, как сказал Иосиф Виссарионович, а есть планета – проблем будет намного больше…
– Ой, – сказала она, – да ты прям Дарт Вейдер!
Про Дарта Вейдера спрашивать не стал, есть много чего более важного, чем интересоваться древними историческими королями и султанами.
– Ты домой?
– Да, – ответила она. – Всего две пересадки на метро. И три остановки автобусом…
Я подумал, что надо бы сейчас в квартиру Марианны, но уже взялся помогать нести сумку Ксюхи, дурацкий поступок, сейчас бы вернуть ей и сказать, что спешу, но это как бы тоже нехорошо…
– Расскажи, – предложил я, – как вы познакомились с Кощеем? Он мне нравится.
Она сказала живо:
– Ой, это было смешно и по-дурацки, но так весело!.. Я с подругой пошла на вечеринку…
Я огляделся, не оборачиваясь, выбрал момент, когда в нашу сторону никто не смотрит, захватил часть пространства вокруг нас и переместил его в прихожую квартиры Ксюхи.
Ксюха продолжала тараторить весело и безмятежно, как распевающая поутру песенки птичка, но вздрогнула, огляделась.
– Ой… Как это?
Я опустил сумку на пол.
– Прибыли. Ты всю дорогу рассказывала о Кощее, как знакомились, как пили и танцевали…
Она огляделась дикими глазами.
– Но как… почему ничего не помню, как добрались?
Я сказал с сочувствием:
– У меня такое же выпадение памяти. Но ты хоть Кощея помнишь.
– Нет, – вскрикнула она, – такого не может быть!.. Я даже с травкой с того случая завязала! Это что, остаточный синдром?.. Я вообще ничего не понимаю!.. Как ты все это сделал? Может быть, ты вообще демон?
Я подумал, хотел ответить, что нет, но если вспомнить их представление о вечном огне Ада и его пылающих безднах, то я в самом деле пришел именно оттуда, где чудовищные с точки зрения биологической жизни температуры.
Правда, там же и адский холод по представлению этих людей, что вообще-то не холод, а на самом деле просто полное отсутствия тепла…
– Да, – ответил я, – демон. Хоть и не демон вообще-то, но демон, ладно. Я и сам не вижу отличий.
Она вытаращила глаза, и без того громадные, как у лягушки.
– С ума сойти… Или я уже сошла?
– Нет, – ответил я. – Из того, что знаю о людях, ты здорова.
– И что ты, как демон, хочешь?.. Пить нашу кровь?
Я пробормотал:
– По вашим верованиям этим занимаются вампиры, а не демоны… Но вампиров не существует.
– Правда? Откуда ты знаешь?.. Если демоны есть, то и вампиры…
– Резонно, – согласился я. – Но их нет. Потому никто вашу кровь, кроме комаров, не пьет. Не считая вшей и клопов… Но у тебя их почему-то нет.
– Зато комары есть, – заверила она. – Тогда зачем ты здесь? Кого-то надо утащить в ад?..
– Наверное, надо, – согласился я, – но это не мое дело.
Она сказала настойчиво:
– Скажи, кого? А я помогу отыскать этого дурака, продавшего тебе душу.
– Зачем?
– Зачем продавшего? Ну ты даешь!.. За те блага, которые ты ему наобещал и, возможно, дал.
– Нет, зачем поможешь его отыскивать?
Она всплеснула руками.
– Как зачем?.. Да чтобы вы поскорее убрались с земли в свою преисподнюю! И у нас будет порядок!
Я посмотрел на нее внимательно.
– И ты хочешь порядок?
Она всплеснула руками.
– Конечно, не хочу!.. Но надо. Без порядка такое начнется…. Порядок нужен. Мало ли что нам не хочется. Нам и вставать по будильнику не хочется, а еще раньше не хотелось идти в школу, в детский сад…
– Ты хорошая, Ксюха, – сказал я. – Ты хорошая.
Она умолкла, а я вышел за дверь, пересек лестничную площадку, на случай если Ксюха проследит за мной в глазок, там вошел в лифт, а уже оттуда переместился в квартиру Марианны.
Ксюха в самом деле хорошая. При всей бунтарскости понимает необходимость порядка. Следовать ему не хочет, но согласна, будет, несмотря на свое же сопротивление. Так что биологическая жизнь, хоть и является нежелательной аномалией, которую нужно убрать, вообще-то выбрала те же рамки, по которым живет Вселенная.
Для меня это уже неудивительно, начинаю понимать, что при всей аномальности появления органики она изначально создавалась на самых глубинных принципах, на которых существует Вселенная.
Потому повеление смахнуть в небытие эту жизнь и забыть о ней, кажется все более спорным.
Вообще реакция Вселенной на возникновение биологической жизни напоминает поведение слона, у которого слегка зачесался бок. Проходя мимо дерева, чиркнул по нему толстой кожей и пошел дальше, оставив пару десятков или даже сотню разрушенных галактик.
Но это инстинктивная реакция, и я сейчас, похоже, ее посланник. А инстинкт, как говорят люди, часто очень хорошо, но еще чаще очень-очень плохо.
Я могу уничтожить любую звезду сотнями способов, а потом собрать ее в точности, однако с биологической жизнью так не получится. Я не смогу восстановить даже комара. Да что там комара, даже самую простую амебу…
Вспомнил торопливый писк Ксюхи насчет сделки людей с дьяволом. Ему приписывают много дурного, но никто не посягает на его исключительную честность. Дьявол никогда не нарушает слово, а договор заключают только для того, чтобы человек потом не отпирался, что не так сказал или не то имел в виду.