Камеристка - читать онлайн книгу. Автор: Карла Вайганд cтр.№ 41

Господин разглядывал меня с некоторым недоверием, но после того как месье Сигонье заверил его, что от барухи (женщины) его племянника никакая опасность не грозит, мужчины начали оживленно беседовать.

Я была в восторге от их диалога, хотя почти ничего не понимала. Когда хозяин комнат и торговец старым железом своему гостю также предложил «чернил», тот сказал:

— Я бы лучше сейчас бухнул ваксы (выпил водки) за нашего головореза, чтобы он не сканил (не слишком боялся), когда в корзину чихнет (когда ему голову отрубят).

На это папаша Сигонье достал из шкафчика бутылку водки и стакан. Он протянул господину ваксу, причём тот глубокомысленно посмотрел в стакан и спокойно произнес неопровержимую истину:

— Раньше или позже мы все сыграем в ящик (умрем).

Это был не последний мой визит к старику в шапке из енотового меха. Позже он показал мне свои личные покои. У меня просто разбежались глаза, и было очевидно, что у дядюшки есть и другая профессия, кроме той, которой он занимался для маскировки.

Политическое положение после роспуска собрания нотаблей и отказа парижского парламента проводить реформы стало еще более бесперспективным. Признаки недовольства проявлялись во вновь организованных политических кружках, в расклеенных по стенам листовках и в массовых выступлениях, охвативших теперь всю Францию. Особую роль отводили кузену Людовика герцогу Орлеанскому, который пользовался популярностью в народе.

— Он не умен, но ловкий и хитрый. Он всегда держит нос по ветру, этот отпрыск боковой линии Бурбонов. Дисциплина и искренность ему чужды. Он человек без души и характера, — такого мнения о нем была не только моя госпожа.

Во время смуты в восьмидесятых годах герцог попытался захватить власть, но и не подозревал, что он всего лишь марионетка, которой некоторое время позволяют играть эту роль.

Пребывание в Париже становилось все опаснее. Рассвирепевшие люди толпились на улицах и площадях. Горе было тому, кто попадался на их пути.

— Всеобщее раздражение ищет выхода, — сказал папаша Сигонье. Между тем уже почти каждый день чернь останавливала кареты, угрожала кучерам и лакеям и оскорбляла их пассажиров.

— Теперь даже на улицах можно услышать насмешливые песни о «Людовике Сумасшедшем» и «Мадам Дефицит», — докладывала я мадам Франсине. То, что оскорбление короля и королевы больше не интересовало власти, было серьезным признаком краха монархии.

В конце 1787 года сильно заболел главный министр кардинал Ломени де Бриенн, которому недавно исполнилось всего шестьдесят лет. Он кашлял кровью, дыхание вырывалось у него со свистом. И с королем у кардинала были трудности; монарх стал как качающийся тростник на ветру, и выправить ситуацию ему не по силам. С одной стороны, слишком робкий, он мирился со многим, с другой — вел себя как слон в посудной лавке.

Де Бриенн был человеком Просвещения, приверженцем философов Вольтера и Руссо. Он понимал, что заскорузлые структуры больше не отвечают требованиям нового времени. Прогрессивно настроенный священник прекрасно разбирался во всех областях законодательства и управления. Но чего ему не хватало, так это способности делегировать полномочия. Тот, кто хочет делать все сам, в конце концов обязательно терпит крах.

Графиня де Монастир, дама очень образованная, выразилась совершенно определенно:

— Беззастенчивости, во все времена отличавшей политиков, ему недостает совершенно. В этом он походит на своего господина, короля.

Ему также не удалось заслужить популярность народа, напротив, в многочисленных памфлетах его постоянно высмеивали. Позже массы даже возненавидели кардинала.

Казалось, он был единственный, кого заботила военная беспомощность Франции. Раньше наша страна являлась одним из могущественнейших государств Европы. А сегодня? Беззубый лев. В сентябре 1787 года пруссаки дерзко пересекли голландскую границу и в мгновение ока захватили Нидерланды.

— Франция слишком бедна, чтобы послать солдат в Нидерланды. Мы не можем платить им необходимое жалованье, — объяснял королю Ломени де Бриенн, — избави нас Бог от того, чтобы какой-нибудь из наших врагов напал на нас. У меня есть сомнения насчет того, сможем ли мы защищаться.

Людовик только беспомощно покачал головой, и ему больше ничего не пришло на ум, как отправиться на охоту.

За год до этого, то есть в 1786 году, умер Фридрих Великий, и его преемник на прусском троне, король Фридрих Вильгельм II, после успешного завоевания Нидерландов отправил посла графа фон Альвенслебена в Версаль.

То, что этот немецкий аристократ доложил своему монарху в Берлин, распространилось, вопреки всякой предполагаемой секретности, со скоростью ветра при французском дворе и за его пределами:

— Здесь все — церемония, официальная одежда, внешний лоск, фразы, национальное болезненное тщеславие, мишура и интриги. Содержание все менее важно, чем форма.

Граф фон Альвенслебен был человеком трезво мыслящим, наблюдающим, он пришел в ужас от Версаля. При прусском дворе он привык совсем к другому.

За несколько недель господин фон Альвенслебен понял, насколько прогнила наша страна. И от Людовика XVI прусский аристократ тоже был не в восторге:

Граф, к сожалению, был не единственный, кого шокировало такое инфантильное поведение короля.

Граф Оноре де Мирабо рассказывал в 1779 году на банкете мадам де Монье о следующем случае:

— Недавно я встретил одного человека, который выглядел поглупевшим от радости. «Месье, — кричал он, — на этой неделе я получил место у короля. Я — придворный чиновник королевского стола. Мой двоюродный брат, офицер, купил чин старшего шеф-повара, у моего племянника — чин королевского жарильщика, и нашей семье предлагают еще место королевского переворачивальщика вертела. Но я хорошо знаю, месье, что у меня должность самая тяжелая. Во время Большого застолья, праздничной воскресной трапезы короля, мне надлежит выкрикивать: «Питье для короля». Но если на мой выкрик не отреагируют, если государю не принесут питье, что мне тогда делать?

У меня нет полномочий приносить ему питье. Эту почетную обязанность исполняет виночерпий, но если он меня не послушается, если он меня вообще не услышит, тогда я лишусь своего места. Я буду разорен. Вы верите, месье де Мирабо, что до следующего воскресенья я научусь громко и четко выкрикивать: „Питье для короля“».