— Да ну?
Прежде чем я успела что-то сказать, меня рывком отодвинули в сторону, как малька, после чего распахнули дверь и шагнули в дом.
— Эй! — крикнула я, врываясь следом за ним.
— А? — К’ярд обернулся, огонь в глазах разгорался все ярче. — Ты что-то сказала?
— Я сказала — вали из моего дома!
— Только после того, как ты мне все объяснишь.
Вместо объяснений я вцепилась в его руку, дернула к выходу, и тут же поняла, что сделала это зря. Освободился К’ярд легко, а я снова оказалась прижатой к двери, с той лишь разницей, что теперь меня прижимал он. Руки — по обе стороны от моих, настолько близко, что у меня потемнело перед глазами.
— Эм… я вам не мешаю? — голос Митри раздался издалека.
От его пальцев по коже расходился жар, я же застыла изваянием, понимая, что не могу вдохнуть.
— Не мешаешь. — Ступор сменился противной мелкой дрожью. — К’ярд уже уходит.
— Кто?!
— Отпусти, — прошипела я, вырываясь из его рук. Меня зацепило пристальным взглядом, на этом — все, я чувствовала себя как пьяная. Ноги внезапно стали слабыми, стена потянулась ввысь. То, что я падаю, я поняла, когда он меня подхватил.
— Ну знаешь ли… девчонки, конечно, падали к моим ногам, но не настолько эпично.
— Заткнись, — пробормотала я. — Просто заткнись, ладно?
— Куда ее положить? — поинтересовался он.
Митри ткнула в сторону открытой двери, и спустя несколько широких шагов я уже обнималась с родным пледом и подушкой, вцепившись в них ледяными пальцами. То прикосновение в эйрлате, видимо, было исключением, потому что близость К’ярда выбила почву у меня из-под ног. Буквально. Но сообщать об этом ему я точно не собиралась.
— Перетрудилась, — прокомментировал К’ярд, приближаясь к окну и глядя на улицу. — На благо «Бабочки».
Прежде чем я успела ему сказать, куда он может пойти, в комнату заглянула Митри.
— А ты тот самый К’ярд?
— Она обо мне рассказывала? — он приподнял брови.
Спасибо, что говорите обо мне так, будто меня здесь нет.
— Нет. Я твоего папашу… отца видела в новостях.
Физиономию К’ярда в этот момент надо было видеть: ну да, бывают в жизни огорчения и разочарования, что ж поделать.
— Тебе никто не говорил, что вмешиваться в разговор взрослых неприлично?
Он в два шага пересек комнату и захлопнул дверь перед носом обалдевшей Мит.
— И не подслушивай.
— Ой, да больно надо, — донеслось из коридора.
— Ты издеваешься? — спросила я, когда парень снова нарисовался передо мной. — Я тебе ясно сказала — вали.
— Видимо, из солидарности свалилась сама, — хмыкнул он и подтянул ногой стул, усаживаясь на него.
— Ха-ха.
— Да, я в курсе, что у тебя проблемы с чувством юмора. Что произошло, Мэйс?
Я смотрю на него, с трудом справляясь с головокружением. Все это кажется настолько нереальным, я имею в виду нереальным кажется К’ярд в своих брендовых шмотках, сидящий на стуле, который вот-вот развалится, в комнате, которую пересекает за пару-тройку шагов. Хотя то, что случилось в «Бабочке», было не более реальным, только тогда он валялся на диване, а я сидела рядом, не представляя, что делать.
С губ срывается смешок.
— Что смешного?
— Не у одной меня проблемы с чувством юмора?
— В данном случае я вижу проблему с логикой.
— А-а-а… — Я приподнимаюсь и сажусь, все-таки так мне гораздо привычнее и удобнее общаться. Особенно с ним. — Уходи.
— Нет. Пока не скажешь, в чем дело.
Он смотрит на меня, сложив руки, в глазах — ни тени насмешки. Длинная прядь падает ему на лоб и на щеку, и я вдруг ловлю себя на мысли, что он выглядит стильно. Да, стильно — это то, что ему подходит, а мне подходит — хидрец. В платье Лэйс, с размазанной по руке помадой я, наверное, просто красотка.
— Хорошо, — неожиданно говорю я. — Скажу. Если ты скажешь, зачем я тебе понадобилась.
— Я уже говорил, Мэйс…
— Ага. Говорил, десять раз. Но до этого ты не спешил никого с ней знакомить. Или с ним.
— С чего ты взяла?
— Может, с того, что иначе ты сейчас не говорил бы со мной? — Я складываю руки на груди, пытаясь отзеркалить его позу. Еще мне отчаянно хочется подогнуть под себя ноги, я не привыкла ходить в платьях, я их терпеть не могу, но… он смотрит на меня, и я остаюсь неподвижна.
— Я лишился силы, — говорит он.
— Это я уже слышала.
— Отец вливает в меня свою, но мне нельзя приближаться к океану, пока резерв не восстановится…
Что?!
— А Эндар ранен, и ему нужна помощь. Точнее, сейчас ему просто нужен кто-то, кто покажет, что он не один. Раг’аэны умирают от тоски в одиночестве.
Я моргаю, потому что пытаюсь осмыслить то, что он сказал до этого. И еще то, что сказал после.
— Что значит — умирают?
— То и значит, — К’ярд пожимает плечами. — Умирают, когда не могут никому помочь. Умирают, когда чувствуют себя ненужными. Перестают есть. Уходят на дно — и все. Для него я такого не хочу, Мэйс. Он меня спас.
— Он и меня спас, — говорю я.
— Вот именно.
Какое-то время мы молча смотрим друг другу в глаза, и я собираюсь с силами. Непросто взять и вот так открыться, особенно перед тем, кто… кто в общем-то только что сказал мне о том, что не может приближаться к океану. Фактически, о своей слабости.
— У меня… — чтобы вытолкнуть это из себя, мне приходится глубоко вздохнуть, и только потом продолжить, глядя ему в глаза. Цепляясь за отражающуюся в них нестабильную (теперь я это отчетливо вижу, неровные всполохи огня, темные штрихи, которые то и дело приглушают привычный цвет) силу. — Мне нужно спрятать сестер.
Глава 15
Вся правда о бабочке
Лайтнер К’ярд
Когда Мэйс прислала очередное сообщение с отказом, я едва не разбил солнцезащитные очки, швырнув их на соседнее сиденье эйрлата.
Да сколько можно?!
Я почти развернулся, чтобы отправиться в зал, где можно потренировать контроль над новой силой, а заодно легально подраться. Но потом вспомнил, чем все закончилось в прошлый раз. Не драка, а отказ Вирны. Тогда причина была существенная, и я повернул в сторону Пятнадцатого, чтобы для разнообразия спросить: «Какого едха?» у нее самой, а не гадать в чем дело.
Дело оказалось в Ромине, чтоб ее. И в травле, которую она устроила. Поэтому рассказ синеглазки я принял как вызов себе.