— О чем будем говорить? — спросил Велемир Радомирович. — Я предлагаю: о языках и культуре малых народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Это очень интересная тема. Ительмены, к примеру…
— Хватит! — решительно остановила его Марина. — Ну как вам не надоест?
— Это моя работа, — слегка понурился он. — А что, вам совсем не хочется услышать, как живут чукчи или эвенки, ненцы, ханты, манси, селькупы, гольды, нивхи, коряки, вепсы или долганы с ульчами, и на каком языке они общаются?
— Вот абсолютно не хочется! Более того, даже знать их не желаю. И все они мне просто даром не нужны. И даже за деньги.
— Но… Что может быть важнее языка малых народов Севера?
— Жизнь.
— Важнее всего-всего?
Марина отвечать не стала. Зато спросила сама, перейдя вдруг на «ты»:
— Велемир, а ты очень любил свою жену?
— Конечно.
— Тогда давай поговорим серьезно.
Но сама вдруг замолчала, как Гаршин и Катерина. Слова пришли позже.
Глава двенадцатая. Девять дней одного года
…В гостинице, куда все возвратились через какое-то время, стоял предпраздничный переполох. В холл вытаскивали столы, стулья, расставляли приборы, украшали помещение полевыми цветами, словно готовились летом к встрече Нового года. Люся командовала, куда что нести и ставить. Помогала гостиничная обслуга, транзитные из Чебоксар, Саша — пропащий многодетный муж Елизаветы Петровны, она сама, даже Антоша Починок и Черемиска, тщательно прятавшие глаза от Велемира Радомировича.
Отдельно в креслах сидела ветхая чета Лукашевичей. Рядом с ними пристроился в своей инвалидной коляске фиктивный муж Кати. А чуть поодаль молчаливо стояла белая вдова с обезображенным шрамами и с ранними, от пережитых несчастий, морщинами лицом. Присутствовал и банный погорелец Митрофан Васильевич, беседовавший о чем-то с молодым попом Владимиром. Максим Иванович проверял электричество, повсюду включая и выключая лампочки. Марфа Посадница задвигала в угол кадку с пальмой. А Гурген заносил все новые и новые сумки с продуктами и карпенисионским вином. Были здесь и другие жители Юрьевца, например, та семейная пара, в чей дачный домик на полной скорости влетел джип Толбуева. Даже кое-кто из администрации мэрии. Ферапонтова только не было видно.
— Через час начнем, — сказала москвичам Люся. — Переодевайтесь пока и готовьтесь.
— А где все-таки Ирина Сажэ? — спросил Велемир Радомирович.
— Да в твоем номере, тебя же, голуба, и дожидается.
— Вот как? — не слишком-то радостно произнес он, поскольку у него все внутри уже перегорело. Но отправился наверх. А там, открыв дверь и увидев сидящую к нему спиной изящную женщину, шагнул к ней навстречу и произнес всего одно слово:
— Лена?
Женщина повернулась к нему:
— Ты ошибся. Ты, Велемир, всегда ошибался в жизни, даже несмотря на то, что такой умный. Но все равно, давай хоть обнимемся и поцелуемся, не чужие все-таки.
Это была Ирина, сестра его жены. Они всегда были похожи. И теперь ничуть не изменилась, сохранив такую же красоту и молодость. Только приобрела еще какой-то заграничный лоск. Стала настоящей европейкой, утратив свою русскость.
Позже, сидя рядом с ней, он спросил:
— Как ты здесь вообще оказалась? И почему — Сажэ?
— Просто соскучилась по России, по Москве, по Юрьевцу. Я ведь здесь в прежние времена часто бывала. И одна, и вместе с сестрой. Да, кроме того, у меня тут и личный многолетний ухажер имеется — Максим. Никак не оставит надежду, что я за него замуж выйду. И духовный наставник есть, Матвей Яковлевич. Ты его наверняка знаешь.
— Знаю. Но лучше бы не знать и не видеть.
— Это твое дело, — сказала она. — Что между вами пробежало, меня не интересует. А как я стала Сажэ? Тоже все очень просто. Прежний муж скончался, у него было больное сердце, что мне было дальше делать? Оставаться в Венделе вдовой и жить на немецкую пенсию? А тут еще один ухажер подвернулся, француз. И я уехала вместе с Гийомом в Марсель.
— Ну и как, счастливо живете?
— Поначалу — да, потом он связался с какой-то алжирской группировкой и его во время налета застрелили полицейские. Словом, я оказалась вновь одна, но зато владелицей шикарного дома и приличного состояния. Теперь вот путешествую. А может, мне и правда за Максима выйти?
— А вот это уже твое дело, — в тон ей ответил Велемир. — Он вообще-то мужик дельный, как-никак кандидат физико-математических наук. Забирай его с собой в Марсель, там он принесет больше пользы, чем здесь. Тут ученые мужи не нужны.
— Я подумаю, — сказала она. — Но ты-то как? Все своей нейролингвистикой занимаешься? И Праязык ищешь?
— Уже почти нашел.
О Лене они оба старательно избегали говорить. Но она словно бы присутствовала рядом с ними. Незримо. Прислушивалась к их беседе.
— А я тут за тобой уже несколько дней по всему Юрьевцу гонялся, — усмехнулся Велемир. — Начинал всерьез думать, что эта Сажэ — какое-то привидение.
— Можешь ущипнуть, чтобы убедиться в обратном. Хорошая у тебя собака, ласковая, — добавила она, гладя Альму по шерстке.
— Ей много досталось, — отозвался он. — Как и мне.
— Все не можешь забыть Лену? — она впервые вслух произнесла ее имя.
— А как это сделаешь?
— Как хочешь, постарайся. Напейся до чертиков, влюбись в кого-нибудь. Смени образ жизни. Отправься в далекое путешествие на край света. Переживи какое-нибудь страшное приключение.
— Я уже пережил позавчера ночью.
— Да? И не помогло?
— Еще хуже стало.
— Веля, пойми одно: ее для тебя уже нет.
Она произнесла это так, словно Лены нет именно для него, не для других. Даже непроизвольно сделала акцент на слове «тебя». Велемир уловил этот оттенок в голосе и насторожился. Что-то тут не так. Какая-то тайна, еще не раскрытая до конца.
— Не называй меня это собачьей кличкой, сколько раз просил!
— Забыла, что ты не любишь. Но и Лена ведь так тебя всегда звала.
— Когда хотела меня позлить. А теперь говори правду, — с нажимом произнес он, посмотрев ей прямо в глаза. Она растерялась.
— Хорошо, скажу, — помолчав немного, ответила Ирина.
Но тут им помешал Гаршин, явившийся в номер и обрадовавшийся, увидев сестру Лены и тотчас же узнав ее.
— Так и чувствовал, что это ты, — сказал он, почеломкавшись с ней. — Как поживаешь, эмигрантка? Евросоюз еще не развалился? Геи с лесбиянками к власти на штыках-фаллоимитаторах не пришли?
— Погоди, — остановил его прыть Велемир. — Ирина хочет мне что-то важное сказать. О Лене.