Язык его пропавшей жены - читать онлайн книгу. Автор: Александр Трапезников cтр.№ 93

Велемир Радомирович заметил, что слушать его стали более внимательно.

— Мы еще не научились проникать в удивительный, интересный и своеобразный сущностный мир слова, мир, отчасти недоступный и замкнутый, имеющий свои загадки, нераскрытые тайны, свои особенности, закономерности и незримые связи… Пока мы еще не знаем достоверного ключа к этому миру, не нашли его потому, что долгие годы считали, что нам уже все известно о нашем и других языках. Мы привыкли следовать мнению авторитетов, зачастую руководствующихся корыстными узконациональными стремлениями, а не научными интересами всего лингвистического сообщества… Мой духовный учитель и предшественник, знаменитый русский лингвист Потебня утверждал, что самая главная заслуга языкознания — это участие в образовании понятия о человечестве. Ход исторического движения человечества дает мысль о его единстве. Греки и евреи, например, ее не имели и потому применяли правила нравственности только в среде своей национальности. Эта мысль о единстве человечества не дается ни физиологией, ни анатомией, ни какой другой наукой в такой степени, как языкознанием, стремящейся к великой цели познания. Об этих его словах не надо забывать. Вместе с тем, накопились многочисленные факты, да и многие известные уже переосмыслены, чтобы расстаться с привычными представлениями, о том, что нет никаких таинственных, сакральных слоев смысла, а тем более чудес влияния мысли на события и вещи. И никаких непосредственных влияний на сознание и окружающий мир за пределами звука слово вроде бы не имеет. Вроде бы… Но вспомним Тютчева: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». А это тоже есть великая тайна.

Он уже полностью владел вниманием зала. Сидящие в нем люди даже перестали пить и закусывать. И это его порадовало. Нет ничего горше того, когда твои мысли сопровождает громкое чавканье.

— А теперь я вновь обращусь к провидческим словам Лукашевича. Он сказал, что, невзирая на сильныя против русского языка нападения, которые еще долго и долго будут продолжаться, он восторжествует по причине весьма естественной. Потому что для всех народов мира это есть первородный и первоначальный язык, и вместе с тем язык вечный, бессмертный, не умирающий. Так, Платон Акимович? — обратился он к старику в холле.

Тот кивнул головой. Их было двое, самых пожилых людей здесь — потомок Лукашевича и Ферапонтов. И оба, наверное, понимали его слова как никто другой. А Велемир Радомирович продолжил, обращаясь теперь исключительно к Матвею Яковлевичу:

— Рядом со Словом Божиим искони очищалось и слово русского языка. Рядом с гнилым словом загнивают и слова, окружающие его. Сейчас во всем мире все приходит в духовный тлен и запустение. Но нельзя допустить, чтобы на тлен и запустение был обречен и русский язык, как разговорный, так и книжно-литературный, некогда великий и могучий. Но нет смысла и возвращаться в язычество, надеясь найти только там заветные ключи к духовному возрождению. Не стоит забывать библейское предупреждение: «Всяко гнило слово да не исходит из уст ваших…» Вышедший из Праязыка человечества, русский язык может и спасти его от окончательной погибели. И только он — русский язык — может и должен стать нашей главной национальной идеей.

Толбуев обвел взглядом всех сидящих перед ним людей.

— Почему я так говорю, утверждаю это? Есть же много других идей. Но только через Слово передается все лучшее: знания, вера, благодать, любовь, надежда, правда. А главное — Истина. Вот потому-то я не устану повторять, что наш русский язык — это единственное еще оставшееся наше драгоценное богатство, наша духовная опора и сила… Место нравственных идеалов русского народа все больше занимают черты иных, более «престижных» менталитетов. Ставится задача лишения нас исторически сложившегося образа мыслей и чувств, преемственности векового духовного опыта. Этого допустить нельзя. Иначе «Новый Вавилон» погребет под своими неминуемыми обломками и нашу Россию.

Голос Велемира Радомировича становился не то чтобы громче, но звучал отчетливее в наступившей тишине, а слова обретали еще более ясный пронзительный смысл.

— Достоевский в своем дневнике приводит такую сценку. В глуши, в захолустье, на проселочной дороге, хозяйка постоялого двора вдруг спросила его: «Батюшка, скажи ты мне, а как нас там за границей-то теперь порешили, не слыхать ли чего?» Федор Михайлович подивился тогда на эту простую женщину. Которая своим крестьянским умом дошла, что нас, Россию, за границей то и дело «порешают». А теперь, правда, еще и внутри нее — верные клевреты «нового мирового порядка». Но есть и еще и «русский порядок», и «русская тайна». Лучше всего смысл этого выразил Победоносцев, обращаясь к будущему императору Александру III: «Где вы себя распустите, там распустится и вся земля. Ваш труд всех подвигнет на дело, а ваше ослабление и роскошь зальет всю землю послаблением и роскошью — вот что значит тот союз с землею, в котором вы родились, и та власть, которая вам суждена от Бога».

Он помолчал, готовя акцент на заключительных фразах:

— Эти слова относятся ко всем русским, ко всему многонациональному населению нашего Отечества, не только к правителям, царям и президентам, к так называемой элите общества, которая, по сути, чужеродна России. И чтобы народ и его язык не зачахли и не превратились в мертвое Древо, надо непрестанно помнить об этом. Иначе и вся земля распустится… Вот и все, что я хотел сказать.

Толбуев не ждал аплодисментов от слушателей, но они неожиданно раздались. Сначала тихие, одиночные, но потом все громче и громче. А вскоре хлопали уже все в холле, причем, опять же поднявшись со своих стульев.

— Спасибо, — произнес всего одно слово Велемир Радомирович и пошел к своему месту.

— Я горжусь тобой, — шепнула ему Марина. А потом, спустя короткое время, сказала, указывая на окна: — Гляди! Что это?

Да и остальные тоже обратили на это внимание, поворачивались, вытягивая шеи, чтобы лучше разглядеть. А потом, не сговариваясь, начали покидать столы, опрокидывая в спешке стулья. Высыпали на лужайку перед гостиницей. И стали задирать головы, смотреть на то неземное чудесное сияние в небе, которое уже наблюдалось прошлой ночью.

Последними к ним присоединились Велемир с Мариной.

— Вернулось, кажется, навсегда, и теперь оно уже никуда не денется, — коротко и просто сказал он. И добавил, немного помолчав: — Надеюсь, и ты тоже…