— Спасибо. Правда?
— Инквизиция заинтересовалась этим делом именно по той причине, которую вы назвали, — сказал Эйзенхорн. — Маршал Макс разместила реконструированные портреты жертв во всех сетях. Одно изображение привлекло мое внимание. Я знал этого человека. И поэтому пришел сюда.
— Вы знали одну из жертв?
— Да. Она работала на меня. Полевой агент. Ее звали Тэйя Иншабель. Дознаватель. Дочь моего старого и дорогого друга, которая присоединилась ко мне, чтобы довести до конца дело отца. Она прибыла в эту систему девять лет назад, чтобы расследовать кое-какие зацепки по более крупному делу, которым я занимаюсь. По моей просьбе. Подобные расследования, магос, могут требовать времени. Многие годы. Какое-то время я не получал от нее вестей. Отчеты приходили нерегулярно. Это меня беспокоило, но иногда агентам ордосов под прикрытием приходится залегать на дно ради собственной безопасности. Дознаватель Иншабель была очень опытным и способным оперативником. И я был уверен, что она… — Он замолчал и не сразу сумел заговорить снова. — Нужно было отправить кого-то на ее поиски. Не стоило ждать так долго. Нужно было сделать это ради ее отца. Присмотреть за его дочерью…
— Мне жаль, сударь, — произнес Драшер.
— И теперь она мертва, — продолжил инквизитор. — Ее кости лежат, забытые и никому не нужные, в морге маршала Макс. Реконструкция лица Тэйи привела меня на Гершом. Я должен найти то, что нашла она.
Драшер наклонил голову вбок в безмолвном вопросе.
— Очень непросто добиться ответов от мертвецов, — сказал Эйзенхорн.
— Могу себе представить, — кивнул Драшер.
Раскаты грома раздались откуда-то из-за ближайших гор. Первые капли дождя застучали по стеклам.
— Но способы есть. Процедура прозревания, психометрический анализ. Это сложное и опасное искусство, которое может практиковаться только теми, кто прошел надлежащую подготовку и готов столкнуться с последствиями.
— Я не уверен, что понимаю, о чем вы говорите, сударь, — сказал Драшер.
— Если говорить простым языком, магос, то о спиритическом сеансе.
— Ох, — выдохнул Драшер.
— Мы обычно используем термин «аутосеанс». От Тэйи не осталось ничего, кроме костей. Ни одежды, ни вещей. Никаких следов того, где она провела последние девять лет, где жила. Поэтому, когда я только прибыл, то провел психическую беседу с останками. Было… весьма неприятно и практически безрезультатно.
— Я… — начал Драшер, но так и не нашел нужных слов.
— Тэйя была мертва уже слишком давно, — сказал инквизитор. — Ее псионическая сущность почти утратила связь с бренными костями. К тому же, полагаю, Тэйю умертвили чрезвычайно жестоким и разрушительном способом. Я потянулся к ней и коснулся чего-то, но оно утратило какую бы то ни было цельность.
Эйзенхорн поудобнее устроился в кресле и пригубил амасек из бокала, стоявшего у подлокотника. Его рука тряслась.
— Единственное, что мне удалось извлечь, — продолжил он, — короткое фрагментарное воспоминание о старой крепости. Изображение-было нечетким, но после некоторой проработки вопроса мы выяснили, что в каранинском регионе сохранились несколько древних сооружений. Древние замки времени колонизации. Это место, Хелтер, было похоже на крепость из воспоминания. И в пределах области, где обнаружили тела, только эта крепость может похвастаться нормальным состоянием. Поэтому я перенес свой штаб сюда, чтобы начать тщательное исследование данного района.
— И тела с собой перевезли, — сказал Драшер.
— Да, — кивнул Эйзенхорн. — Чтобы повторить аутосеанс с каждым из них. Это была весьма изматывающая процедура. Некоторые оказались абсолютно инертными. Остальные излучали только боль без проблесков сознания. Поэтому я расширил область поиска и начал проводить аналогичные ритуалы в местах, где обнаружили тела, и просто в лесу. И снова — ничего. Как вы и подтвердили, причем достаточно убедительно, это просто места, куда сбрасывали тела. Никакого психометрического эха моментов из жизни или смерти жертв там не было и быть не могло.
Дождь разошелся. За высокими окнами засверкали вспышки молнии.
— По поводу сегодняшнего, — произнес Драшер. — В лесу…
Эйзенхорн прокашлялся.
— После того как вы представили свой отчет, — сказал он, — я захотел попробовать еще раз. Снова провести ритуал над телом несчастной Тэйи. Я прошел сложное и неблагодарное испытание, которое потребовало почти всех моих сил. И оно повлекло непредсказуемые последствия. Пока я в холодильнике пытался связаться с Тэйей Иншабель, мощный психический откат прокатился по окрестным лесам. И вызвал призраков, магос Драшер. Призраков, о которых я не подозревал. Именно поэтому вы сегодня встретились с Эсиком Фаргулом, человеком, который уже тридцать лет как мертв. Я проводил свой сеанс в его доме, магос. В месте, где он жил и где умер. Неудивительно, что это заставило его выйти на свет.
— Для вас — может, и так, — отозвался Драшер. — Надо сказать, сударь, что я сейчас вполне готов лишиться рассудка. Мне страшно от того, что вы рассказываете. А еще я боюсь вас. Меня гложут страх и скепсис. Я говорил с этим человеком десять минут. Он был настоящим. Осязаемым. Я видел его, слышал его голос, чувствовал запах масла для волос и пота. Он пах ровно так, как должен пахнуть человек, который провел бо́льшую часть солнечного дня, гуляя по лесу Я… Я руку ему пожал.
— Не совсем правильно использовать тут слово «призрак» магос, — сказал Эйзенхорн. — Псионическое воплощение может быть очень реалистичным. Абсолютно убедительным, в особенности для тех, кто не понимает, что́ перед ними.
— Или для тех, кто вообще не знает, что такое может существовать, — добавил Драшер. — Можно мне… Можно мне амасека?
Эйзенхорн коротко кивнул, и Одла Джафф принесла Драшеру изящный старинный бокал.
— Если вам от этого будет легче, — сказал инквизитор, — я сомневаюсь, что призрак Эсика Фаргула понимал свою природу.
— При всем уважении, мне не легче, — ответил Драшер. Он залпом осушил бокал. Джафф, терпеливо стоявшая рядом, шагнула вперед и снова наполнила сосуд.
— О чем вы разговаривали, магос? — спросил Эйзенхорн.
Драшер слабо пожал плечами:
— О том, о чем могли бы говорить два человека с общими интересами при случайной встрече. О природе. Об окрестностях и животных, которые тут обитают. Ему нравилась история этих краев. Он… Он спросил, гощу ли я здесь у кого-то и где остановился. Он сказал, что сам он — местный, и у него тут дело, связанное с лесозаготовкой и…
— Что вы ответили на его вопрос? — перебил Эйзенхорн.
— Я сказал, что да, так и есть, я остановился неподалеку. Не сказал, где конкретно. Тогда он спросил, не к его ли соседу я приехал.
— Соседу?
— Другу. Какой-то местный влиятельный человек, известный своим гостеприимством.