Тим пожал плечами и отвернулся. Она наверняка приняла его за другого.
– Эй, ты!.. – с этим гораздо более громким зовом в спину прилетел небольшой камушек.
– Да что такое-то?! – раздражение проникло в голос, Тим даже не стал его сдерживать. – Какого лешего тебе надо?
– Иди-иди, – толкнул его в плечо сосед по костру и сально ухмыльнулся. – Гусары гетерам не отказывают.
Вставать не хотелось, как и оставлять Даньку одного: вдруг ляпнет лишнего. Хотя и без этого засветились они, похоже, по полной.
Девушка сделала недвусмысленный жест рукой, поманив его к себе.
– Иди уже, ведь не отстанет, – фыркнул челнок, и его взгляд не понравился Тиму еще сильнее. Тем не менее встать пришлось.
Три, четыре, пять шагов – хватит. Дальше, чем на десяток, Тим решил не отходить – чтобы увидеть находящихся у костра людей, было достаточно повернуть голову. Те сидели мирно, разговаривали, и, похоже, его присутствие пока не особо требовалось. Челнок вдруг бросил в его сторону взгляд, выставил руки назад, перенеся на них вес тела, и рассмеялся. Девушка продолжала идти, но парень остановился и предупредил:
– Дальше я не пойду.
– Почему?! – Она удивленно приподняла практически отсутствующие брови и слегка покраснела, как почудилось Тиму – от злости и возмущения. Голос у нее оказался высокий и некрасивый – словно жестянка бряцает по стеклу. Лицо не казалось уродливым, но и привлекательными ее черты не были: слишком тонкие, будто нарисованные штришками. Волосы – прямые, ломкие и очень светлые, но не бесцветные, как у детей, – спускались чуть ниже плеч сальными, давно не мытыми сосульками. Маленький носик задирался кверху, расширялся и закруглялся на кончике. Живи она в поселке, наверняка за ней закрепилось бы необидное прозвище Кнопка.
Если бы Тим взялся нарисовать ее – а он умел, и вроде бы даже неплохо, – не брал бы нос в расчет вообще. Бледные, слишком тонкие губы, почти не выделяющиеся на бледном худом лице со впалыми щеками, казалось, вообще отсутствовали. Издали так точно: рот имелся, губы – нет.
– Потому, – начал сердиться Тим. Не объяснять же элементарные вещи: они не знакомы, он не доверяет ей и не собирается.
Нитевидные брови пшеничного оттенка взлетели еще выше, отчего по низкому лбу пошли волны морщин. Из-за них девчонка показалась старше, чем он думал, – чуть ли не старухой, но только на короткий миг, затем морок развеялся.
– Хм… – протянула она. – Странно, никогда не подумала бы, что ты такой затейник.
То ли слово она выделила как-то по-особому, то ли Тим уловил приданный ему контекст, но неприязненно поморщился: его словно в грязи вываляли.
– Хм… – повторила она.
А вот ее подбородок, пожалуй, удалось бы назвать выдающимся – единственная деталь, приковывающая к себе внимание. Тим еще не встречал женщин с раздвоенными подбородками. Глаза необычного сиреневого оттенка прожигали его насквозь – большие, внимательные и… злые.
– Не хочу, – наконец, нашел он самое доходчивое и в то же время туманное объяснение.
– А… – протянула она. – Ты этот… эксгибиционист?
– В смысле? – удивился Тим. Во-первых, тому, что девчонка вообще произнесла без запинки столь мудреное слово. Во-вторых, почему его этим словом оскорбили, хотя Тим не давал ни малейшего повода.
– Тот, кто любит сношаться у всех на виду.
– Фух!.. – Тим усмехнулся. – Я к подобным субъектам не отношусь.
Девчонка поджала губы, задумалась на миг, а затем, видимо, приняв какое-то решение, принялась расстегивать платье. – Ладно, не важно. Поможешь?
– Ты чего?!
– Только не строй из себя целку, вернее, девственника, – девчонка хихикнула. – Тридцать патронов, а там и тебе хорошо будет, и мне неплохо.
Недлинная юбка поползла выше, показывая худые ляжки.
– Может, все же поможешь?
– Да пошла ты! – Тим поморщился, отступая. Он никогда не относился к тем, кто вел целомудренный образ жизни, к ханжам тоже себя не относил, но столь дикая ситуация выбила его из колеи. Еще никогда ему столь настойчиво не предлагали себя и не пытались выставить его животным, которому не важно, с кем совершать половой акт.
Девчонка сделала попытку приблизиться, в нос тотчас шибануло запахом пота в смеси с чем-то кислым и соленым. Тим отшатнулся, выставив вперед ладонь.
– Ты по мальчикам, что ли? – не поняла она.
– Я по тем, кто мне симпатичен! – прорычал Тим, окончательно зверея.
– Надо же, какой разборчивый. – Она фыркнула, оправила юбку и, пожав плечами, развернулась, чтобы уйти. Останавливать ее или окликать Тим не горел ни малейшим желанием.
– Ценой не сошлись? Понимаю, – покивал челнок, когда Тим вернулся к костру и недосчитался маяковца. Вроде бы и сидел только что здесь, а куда-то запропал. – Сколько запросила-то?
– Тридцать патронов.
Челнок присвистнул.
– За такую плату спокойно на «Китай-городе» можно кралю снять, причем не из самых плохих… А здесь еще заразу какую подхватишь. Ну их на фиг, шлюх здешних.
Тим не стал ни соглашаться, ни спорить, ни выспрашивать, как люди дошли до такой жизни. Та же Аленка могла дать в глаз за один лишь косой взгляд, а эта откровенно предлагала себя и не видела в том ничего унизительного. Пожалуй, даже наоборот: униженным и облитым невидимыми, но от этого не менее липкими и противными помоями почувствовал себя сам Тим.
– А мужичок здесь сидел, – сказал он. – Куда делся?
– Отлить, наверное, – пожал плечами челнок.
– Так это ж Бурый, – заметил кто-то. – Он вообще мутный тип, всегда возле путников трется.
– А потом эти путники пропадают? – то ли пошутил, то ли, наоборот, спросил абсолютно серьезно челнок.
– Да всякое бывает, – ответил сидящий напротив старичок с седой косматой бородой и округлой лысиной, обернувшись.
Тим тоже поднял взгляд, но, конечно, ушедшего маяковца не заметил. Зато его внимание привлекла совсем иная картина. Стоящие раньше возле самого входа в тоннель ганзейцы теперь толпились ближе к костру, на перроне, а рядом с ними терлась посланная подальше девчонка. Ничего удивительного, конечно: не вышло с одним, пошла искать нового клиента, а то и клиентов. Однако что-то казалось странным.
Ганзейцы на «Маяковской» выглядели чем-то инородным, как, впрочем, и недавно виденный фашист. Слишком чистые и холеные, они распространяли вокруг себя волны спокойной уверенности, а Тиму представлялись сытыми хищниками, позволяющими ходить рядом всякому жвачному сброду, который считали за еду. Опасно блестели автоматы и поясные ремни. Широченный мужик оглядывал станцию таким пренебрежительным взглядом, принимая при этом напыщенный, самодовольный вид, что вряд ли являлся рядовым бойцом. Ногу он отставил в сторону, а большие пальцы рук заложил за начищенный до блеска пояс.