В очередной кризис, когда было «все плохо», психолог дала мне задание. Не просила, не советовала, а именно велела сделать вот что: записать на листе А4, что в жизни мне нравится. Что радует. Не большое-пребольшое, как мир во всем мире и всеобщая гармония, а то, что рядом, всегда под рукой, мелочи, ерунда всякая.
Надо было взять любимую ручку, которую приятно осязать в руке, и чтобы она оставляла на бумаге мягкий, непрерывный, бархатный след, отступить поля сверху, справа и слева, и вспомнить хоть что-нибудь. Мне было трудно дышать, не хотелось ни есть, ни пить, вообще ничего. Но так как я обратилась за помощью к психологу и была у него в кабинете, пришлось подумать и написать: я люблю…
…свой завтрак,
…свою армянскую латунную турку («ей 20 лет», зачем-то добавила я),
…запах молотого кофе,
…когда воробей прилетает на окно клевать крошки (или синичка),
…смотреть на ворону, которая сидит под снегом на дереве: хлопья падают, а она даже не вертит головой (и не улетает).
Прием закончился, я понесла листок домой, а вечером достала его, помятый, из сумки и дописала, что еще люблю…
…целовать детей в лоб, под челкой (мама говорит, там «пахнет перышками»),
…ложиться на правый бок с книжкой,
…писать друзьям: «Ну как там?»,
…свои духи Chanel Chance (и Chanel Allure, вечером),
…свои серебряные кольца, особенно одно – с кораллом,
…когда на работу звонит Гас, решительно говорит: «Мам…» – и делает паузу,
…когда Ася спрашивает: «Знаешь что?» – и на ходу придумывает, что рассказывать.
Перед сном, когда уже выключен свет и обычно думается о всякой бытовой фигне (за что не плачено: свет, вода, счетчики, и что гречку надо купить) или о вечном (вдруг меня похоронят живую, а я проснусь), я лежала и разбиралась с обрушившимся на меня потоком мыслей про разные милые штуки. Помню, встала, пошла босиком к столу, включила настольную лампу и записала: я люблю…
…сидеть в греческом зале Пушкинского музея – там все пропорционально, бело, гармонично и потолок стеклянный,
…профитроли с лимонным кремом на Гоголевском,
…когда целуют между лопатками («и, уходя, губами сладкими, две родинки поцеловать между лопатками»),
…сесть на пол, вытряхнуть из конвертов «Унибром» бумажные черно-белые фотографии, где родители моложе меня сейчас, и у них там своя жизнь еще до меня, и долго фотографии перебирать и разглядывать,
…когда ничего не надо говорить и все понятно,
…цвет мрамора на станции «Сретенский бульвар» (он не коричневый и не розовый, он – нежный, и его видно прямо из вагона).
Утром мне было легче дышать. Я работала, писала, а под клавиатурой у меня лежали два новых листка с перечнем. Я люблю…
…нырнуть и слушать, что там под водой,
…когда на скалы наползает туман или облако (раньше я видела это из окна),
…пионы (они пахнут каникулами) и хризантемы (они напоминают, что и осенью может быть счастье).
Спустя четыре дня мне захотелось куда-то сходить, чего не случалось уже давно, захотелось выйти в люди, потолкаться, послушать шум толпы. По дороге к метро я смотрела по сторонам и даже в небо, и принюхивалась к запаху шаурмы и тандыра в узбекской пекарне.
Список занимал несколько листов, пополнялся уже не так активно, но то, что он у меня был, лежал под салфеточкой, странно успокаивало. Как секретик с разноцветными стеклышками: всегда можно прибежать, отдышаться, раскопать и любоваться.
Конечно, потом оказалось, что это все техника, прием, правополушарная психология. Что, подталкивая мозг к поиску удовольствий в своей жизни, мы превращаем его в антенну, улавливающую хорошее. Мозг начинает сканировать действительность и находить в ней поводы для радости. И когда их количество растет, переваливает какой-то, у всех разный, предел, в голове случается что-то вроде фейерверка, настроение улучшается, и для счастья уже не так нужен повод. Ты просто сидишь, и тебе скорее хорошо. Иногда прямо очень.
Когда-то давно я писала о группе женщин, которые готовили к изданию поименную «Книгу памяти». Это список всех тех, кто ушел на фронт в Великую Отечественную. Фамилия, имя, отчество, год рождения, откуда призван… И дальше, у кого что.
Выяснилось, что долго на такой работе никто не выдерживает, много сердечных приступов и даже смертей. «А как вы думали, сидеть и целыми днями писать: погиб, погиб, погиб, пропал без вести… Какое сердце тут выдержит?» – сказала с горечью руководитель группы.
В случае со списком, где каждый пункт открывается словом «люблю», ситуация обратная. Все эти пункты, подпункты, мелочи и глупости, синички и часики, запахи и звуки – привязывают к жизни, напоминают, что она заслуживает того, чтобы ее жить.
Я не психолог, только описываю свой опыт. В нем нет ничего уникального. Как и в той мысли, что хорошо, когда любишь много чего в жизни. Просто надо себе об этом напоминать. А список такой можно всю жизнь писать, хотя бы мысленно.
Каток из космоса
Если бы чайник вскипал мгновенно и мне не приходилось подходить к окну, пока я его жду, я не узнала бы, какой насыщенной, разнообразной и, главное, спортивной жизнью живет наш двор. Но у нас медлительный и молчаливый чайник, он никогда не шебуршится и не скрипит, пока закипает. Мы с ним – противоположные темпераменты, он меня притормаживает. Наш чайник – флегматик.
И я все жду его, стою у окна, смотрю наружу со своего 17-го этажа, из своего экзистенциального кошмара. Усилием воли приглядываюсь к деталям, рассеиваю внимание, растаскиваю взгляд.
Во дворе две спортивные площадки. Когда снег выпадает ночью и дворники уже спят – всегда находится кто-то неленивый, кто вытаптывает в снегу огромные слова, иногда имена, иногда признания, иногда фаллические символы. Мне кажется, их прекрасно можно разглядеть из космоса, не то что с 17-го этажа.
Но утром все уже вычищено. Поем мы славу трудолюбивым среднеазиатским народам, для которых снег совершенно чуждая, а может, даже враждебная субстанция. Они так яростно с ним борются, что иногда можно проспать снегопад и проснуться, когда его последствия устранены подчистую. Цивилизация.