Но она не стала менее безобразной. Не настолько она глупа, чтобы обманывать себя. Да, она безобразна, и поэтому Чак в поисках красоты, которой она не обладает, обратился к Кейт. Но Зария не могла обижаться на него. Ее переполняла любовь к нему. Это чувство было таким новым для нее. Она готова была довольствоваться тем, что любит сама, и не требовать ничего больше. Каким счастьем было просто воображать себе, как он снова берет ее руки в свои, как спокойно, дружелюбно смотрит на нее своими серыми глазами!
«Как я могла не понять, что люблю его, когда мы сидели вчера вдвоем на палубе?» – спрашивала она себя. Пусть тогда ее чувство еще не оформилось в словах, оно все же присутствовало в ней. Он был рядом, он говорил с ней – и ей было весело и спокойно. Это чувство собственной защищенности поколебалось только тогда, когда появился Эди Морган и сказал, что в Алжире им придется оставить яхту.
Зария внезапно вспомнила, что не успела рассказать Чаку о случайно подслушанном разговоре. Надо поговорить с ним наедине, сообщить, что за люди их спутники. Она уже поднялась с намерением как-нибудь разыскать его, когда дверь распахнулась, и появились Джим с тяжелым сундуком, а за ним мадам Бертин с маленьким чемоданчиком.
– Я нашла то, что нам нужно! – радостно воскликнула она. – К счастью, я на каждой коробке пометила, модели какого размера там лежат. Вот видите, здесь написано – «Tres ре-tite»– «Очень маленький». Это как раз для вас, милая, правда, боюсь, даже он будет чуть-чуть велик.
– Merei! Благодарю вас, стюард, – сказала она Джиму. Он вышел из каюты, понимающе улыбнувшись Зарии, будто считал француженку не просто непонятной, но слегка сумасшедшей.
Мадам Бертин откинула крышку сундука и заглянула внутрь.
– Прекрасно! Все на месте, – сказала она. Поторопимся! Нам многое надо успеть, прежде чем мы приступим к одежде.
– Что именно? – немного нервно спросила Зария.
Вместо ответа мадам Бертин подошла к туалетному столику, взяла расческу и провела ею по волосам девушки.
– Что за безобразная прическа! – воскликнула она. – В этом вся Англия!
– Но ее сделал француз, – возразила Зария. – До этого было еще хуже.
– Ба! Француз, постоянно живущий в Англии, утрачивает чутье, – презрительно изрекла мадам Бертин. – Только в Париже парикмахер сначала изучает женщину и лишь потом приступает к прическе. Прическа должна дополнять лицо, а не быть красивой сама по себе.
– Мне казалось, что так я выгляжу гораздо лучше, – немного упрямо сказала Зария.
– Значит, до этого ваша прическа была просто ужасной, – ответила мадам Бертин. – Эти тяжелые волны совсем не подходят к вашему маленькому личику. Разве вы сами не видите? Все эти спадающие линии делают ваше лицо более острым, более худым, более… как это лучше сказать по-английски? – более изможденным.
– Возможно, вы правы, – робко согласилась Зария.
– Возможно! – Мадам развела руками. – Я расскажу вам, милочка. Знаете, что я сделала прежде, чем решиться на это предприятие?
Она остановилась, и Зарии ничего не оставалось, как только спросить:
– Что же?
– Сейчас узнаете. Я, Лулу Бертин, прославленный модельер, снова пошла учиться! Я пошла ученицей – обычной, робкой ученицей – к Антони. Вы знаете, кто это?
Зария покачала головой.
– Какое невежество! – воскликнула мадам Бертин. – Антони, милочка, король парикмахеров, он уникален, он художник, гениальный художник! И вот я пошла к нему и умолила его посвятить меня в секреты своего мастерства. Сначала он посмеялся, а потом увидел, что я говорю абсолютно серьезно.
– Вы научились стричь? – спросила Зария.
– Я научилась моделировать волосы, – поправила ее мадам Бертин. – Научилась изобретать прически, которые выражают индивидуальность того человека, который их носит.
– Но зачем вам это понадобилось? – спросила Зария.
– Я надеялась, что вы зададите мне этот вопрос, – удовлетворенно произнесла мадам Бертин. – Я объясню вам. Я еду в Алжир, чтобы открыть там новое дело. Я хочу сказать новое слово в моде. Как я могу осуществить это, если женщины, которые будут носить мою одежду, не обладают французским вкусом? Они же никогда не бывали в Париже, они живут в Алжире! Что я смогу, если их волосы будут завиты или острижены так, как это делали двадцать лет назад?
Она остановилась, чтобы перевести дыхание, и Зария сказала:
– Наверное, это очень важно… я имею в виду волосы…
– Важно? – воскликнула мадам Бертин. – Да важнее этого ничего нет! Прежде всего обращают внимание на прическу! Как там выразился поэт? «В царственном сиянии волос» – как это справедливо!
– Значит, вы научились искусству парикмахера, – сказала Зария.
– Я не гордая, я не стыжусь признаться в том, чего не знаю, – ответила мадам Бертин. – Я сидела у ног Антони, и он показывал мне свое искусство, он учил меня стричь волосы, укладывать их. И в конце концов он сказал: «Мадам, если когда-нибудь вы останетесь без работы, мой салон к вашим услугам».
– Вы поступили очень умно, – сказала Зария.
– Разве только умно? Вы не понимаете, что я уникальна! Я – Лулу Бертин! Именно поэтому я говорю вам, что могу сделать из вас красавицу, с которой никогда не сравнится эта кукольная Кейт! Ба! В любой столице найдется тысяча похожих на нее женщин! А теперь за работу! У нас нет времени на разговоры!
– Что вы собираетесь делать? – встревожилась Зария.
– Я хочу, чтобы ваши волосы выглядели так, как им подобает, – ответила мадам Бертин. Она достала из ящика несколько пар ножниц и, поднимая волосы расческой, начала стричь. Зария вскрикнула от ужаса:
– Вы же все сострижете!
– И прекрасно! – ответила мадам. – Их надо постричь покороче. Они должны подниматься вверх, а не спадать на плечи. Вместо локонов будут завитки. Вы знаете, что я хочу вам сделать? Какую прическу я задумала?
– Нет, – нервно произнесла Зария. На пол сыпались длинные пряди состриженных волос, и девушке стало казаться, что мадам Бертин сошла с ума.
– Я сейчас расскажу вам одну историю, – говорила мадам Бертин, орудуя ножницами. – Однажды два парикмахера, – достаточно известных, у которых были свои салоны, – поехали отдыхать в Италию. Они гуляли в горах и наткнулись на двух пастушков, которые пасли овец. Один из мальчиков подстригал волосы другому. Это зрелище позабавило парикмахеров, и они остановились посмотреть. Мальчик использовал совсем другой метод стрижки, чем тот, который практиковался повсюду. Сначала он намочил волосы, а потом начал подстригать их лесенкой, так что верхние пряди были чуть короче нижних. Под конец стрижки его друг стал походить на бога Пана. У него были вьющиеся от природы волосы, и не хватало только свирели.