– Как вышло-то?
– С перепоя пошел гулять. И выпал с тротуара прямо под автобус.
Вот именно так. Бесславно. Одним этим словом можно описать всю жизнь Гаврилы. Но я даже не могу этому удивиться. Мне немного стыдно за себя в этом смысле, но здесь больше вины самого «Бородатого».
– Ясно. Ладно, мне спать пора уже.
– А, ну давай. Ты там это…
И тут связь прерывается – якобы по техническим причинам. Я выключаю мобильник и откладываю подальше. К сожалению, ради периодических халтур мне приходится принимать вызовы с незнакомых номеров. И к еще большему сожалению, мне нельзя сегодня надраться и забыться, чтобы окончательно выбросить из головы все эти ожившие ассоциации с той жизнью, от которой я давно убежал. Слишком много воспоминаний, от которых нужно избавиться, за день. Слишком много чужой боли, без которой я вполне могу обойтись. Остается только допить пиво и лечь спать. Завтра жизнь продолжится. Как обычно.
– По ходу, это последний корпоратив, куда пригласили склад и водителей, – усмехается Гриша.
Гриша – мой коллега со склада. Комплектовщик. Я подвожу его до офиса-склада на корпоративной «газели», которую в течение рабочей недели иногда паркую около дома – на случай ранних – читай ночных, – выездов. Помимо всего прочего, мы обсуждаем недавний корпоратив нашей компании, превративший ресторан на Васильевском в сущий вертеп.
– Я думаю, нас теперь и до офиса допускать не будут – скорее, еще одного оператора на склад наймут.
– Единственное, чего я тогда так и не понял, – задумчиво продолжает Гриша, – так это зачем Кирилл насрал в урну вместо унитаза и лег рядом.
– А он, кстати, казался самым ходячим из всех, – замечаю я. – И самым сознательным.
– Он хотя бы не пытался потрогать за сиськи жену Корнеева.
Иногда я задумываюсь – не нужно ли мне более деликатное, интеллигентное окружение, с которым можно было бы духовно расти, и все такое. И каждый раз ответ оказывается отрицательным. Чем вежливее человек, тем большим лицемером он становится в моих глазах. Может, я в принципе дурного мнения о человеке, как таковом, или сужу по себе – черт его знает. Но жизнь слишком часто подтверждает мою правоту. Чистенькие, некурящие и якобы непьющие люди в белых рубашках и дорогих костюмах чаще оказываются тварями и подставщиками, чем курящие и выпивающие парни в футболках и джинсах на дешевых машинах. Просто статистика, никаких домыслов.
Цикл рабочих дней всегда был у меня крепко связан с метро. Как вы можете догадаться, собственной машиной я не обладал. Даже ржавой «десяткой» вроде той, что стояла у меня во дворе со спущенными шинами, дожидаясь заветного дня утилизации и зачтения в цену покупки хозяином новенькой «гранты». В экстренном случае и для подработок у меня всегда была возможность договориться о том, чтобы мне оставили ключи от «газели», и этого всегда хватало.
Неделя была избыточно напряженной. Одной из тех, пережив которые, удивляешься, что не загнулся. Вечером пятницы, получив зарплату и с облегчением сдав ключи в гараже, я выдвигаюсь пешком к метро. Путь занимает около получаса, если не торопится. Впрочем, если торопиться, будет примерно также, только больше риска попасть под машину в промзоне – например, на крутой дуге на Книпович. Здесь грязно и пахнет работой в любое время года и любой час дня и ночи. Скажем, в центре такого нет – там даже в самый разгар рабочей недели, когда в пробке на Дворцовом пытаешься доехать на внеочередной объект и проклинаешь тот час, когда решил, что круг через КАД – это слишком долго, ощущается веяние очередного близкого выходного, когда обязательства становятся бестелесными призраками прошлого. Возможно, поэтому я и завис именно в этом городе. Я пару раз выезжал в Москву, с командировочными доставками. Так вот, там даже в историческом центре, где должно создаваться ощущение одного сплошного музея и вечного выходного, нет такого ощущения, как в Питере. Здесь ты можешь отдохнуть душой и даже просто нажравшись дома, ощущаешь единение с историей и культурными ценностями.
По дороге я перехватываю в маленьком местном магазинчике бутылку пива, и на голодный желудок несколько глотков, кажется, готовы снести меня с ног. В метро я спускаюсь уже слегка подшафе, но внимание мое обострено до предела. В конце-концов, не каждый день едешь с наличкой, на которую жить еще месяц, в кармане. В вагоне я внимательно осматриваю всех, кроме стариков и беременных, на предмет угрозы, но не нахожу ничего такого и, заметив освободившееся место, втискиваюсь в него между толстой постаревшей хабалкой и воняющим плесенью и нафталином дедом с тростью. На Александра Невского в вагон вплывает толпа народа, и я опускаю, насколько возможно, на лицо капюшон своей тонкой спортивной куртки. Помимо прочего сброда, в вагон заваливается компания из двух молодых девиц и тщедушного парня в очках. Одна из пигалиц носит коротенькие нескладные шорты, и ее ноги украшены мелкими татуировками, которые я пытаюсь разглядеть сразу, как троица оккупирует половину сиденья. И она, и ее подружка с розовыми волосами, стоит их крошечным попкам коснуться сиденья, как по команде достают свои айфоны и начинают что-то там тыкать, не оставляя несколько опечаленному парню ничего, кроме как достать свой аналогичный аппарат и тоже уткнуться в него. Странно, что они их вообще прячут, а не держат приклеенными к голове, думаю я, достаю из внутреннего кармана свой кнопочный «самсунг» с крошечным экраном, проверяю, нет ли новых вызовов, и закидываю обратно.
На Нарвской в вагон заваливается нищий на коляске. Без обеих ног. Жалкое зрелище, но оно не вызывает у меня никаких эмоций. В детстве я, наверное, как и все дети, боялся все этих калек, прокаженных, убогих, а еще цыган, придавая им какое-то мистическое значение. Но с годами на них стало просто наплевать. Когда смотришь вокруг и понимаешь, как чаще всего люди сами просирают свою жизнь, жалость исчезает. Жалко брошенных на улицу хозяевами кошек и собак, жалко замерзающих во внезапно начавшиеся морозы голубей, жалко высиживающих в гнезде яйца под проливным дождем ворон. А людей не жалко.
На весь вагон подаяние выделяют всего двое или трое человек. Напоследок коляска останавливается около высокого массивного негра с толстыми пальцами. Он медленно, основательно подсчитывает мелочь, рассыпанную по массивной потной ладони, выбирает две подходящие монеты, вручает инвалиду и стоит дальше с видом выполнившего святую и сверхважную миссию. Поразительная щедрость. Гениальная полумера. Люди обычно не мнят себя охотниками, покупая курицу целиком в супермаркете, но почему-то считают себя благотворителями на уровне Уоррена Баффета, выдавая две-три монеты подаяния. Усмехаюсь, отпиваю пива, кладу пузырь снова за пазуху и еду дальше.
Мои соседи по вагону поменялись. Непомерных габаритов и грубых, как мат грузчика, черт лица девица в рваных джинсах, расползающихся на жирных ногах, играет во что-то на бюджетном же планшете вместе с болезненного и бюджетного вида парнем. Со всеми этими людьми что-то не так. Но я им об этом точно не скажу. То ли потому, что мне плевать на них, то ли из-за желания им навредить бездействием. Может, кто-то когда-то подойдет ко мне и объяснит, что не так со мной?