По волнам жизни. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Всеволод Стратонов cтр.№ 110

В более откровенных беседах со мною Готовский высказывал совершенно отрицательное отношение к советскому режиму. Но и ему мало доверяли. К тому времени, когда он попал в нашу среду, Готовский уже сидел, по его словам, семь раз в Чека. Он говорил, что всегда держит наготове чемоданчик со всем необходимым для пребывания в тюрьме. Когда приходящие его арестовывать чекисты видят этот чемоданчик, то обыкновенно удивляются:

— Откуда вы узнали, что вас сегодня арестуют?

— А я привык; столько раз меня сажали, что я всегда наготове!

О не особенно красивой роли Готовского в университете и в нашем представительстве уже говорилось.

Военный факультет на месте

Как уже упоминалось, прокатившаяся в революционное время лихорадочная волна повсеместного открытия высших учебных заведений, с весьма слабым по научному стажу профессорским составом, не миновала и Ташкента. Недовольные нашей медлительностью в Москве с делом устройства Туркестанского университета, местные силы стали организовывать своими средствами дублеты факультетов.

При таких условиях и в ташкентских военных кругах, узнавших о том, что мы формируем в Москве военный факультет, было решено в ускоренном порядке сформировать в Ташкенте такой факультет, и его действительно сформировали ^[173]. Профессорские кафедры в нем позанимали наличные офицеры Генерального штаба, артиллеристы-академики и т. п. Но не было студентов… Этот вопрос разрешили очень просто: пооткомандировывали из красноармейских частей более интеллигентных солдат — и все стало готово.

При таких условиях с военным факультетом на месте получилось совсем странное положение. Оставаясь номинально под общей крышей с остальными факультетами и даже питаясь из университета денежными средствами, он вел, по существу, совершенно самостоятельное существование. Свою самостоятельность он стремился всячески защитить. В преподавании на нем наши профессора, за ничтожными исключениями, участия не принимали. Связь с университетом была чисто внешняя, но не органическая.

Это совершенно противоречило духу нашего начинания. Однако повернуть факультет на те рельсы, которые были для него положены, не удавалось. Это — тем более, что местная высшая военная власть, один из генералов Генерального штаба, имя которого я забыл, непосредственно заменивший здесь пресловутого Фрунзе ^[174], поддерживал именно такую конструкцию факультета, с непроницаемой перегородкой между ним и университетом, за исключением черпания от последнего средств. Такая политика, впрочем, велась военным ведомством в Ташкенте и прежде, именно в случае Ташкентской астрономической обсерватории. Что же касается собственно университетских органов, то в первое время действий университета они были по преимуществу заняты сложным делом собственного размещения и выбора должностных лиц, а нужды военного факультета их интересовали разве во вторую очередь, и это тем более, что главные вдохновители данного начинания — Димо и я — были в стороне.

Однако в Москве, в составе оставшегося под моим председательством представительства университета, находилась еще полностью ячейка военного факультета, в которой действующими, впрочем, лицами были лишь Снесарев и Готовский. И письма из Ташкента, и рассказы приезжающих оттуда указывали давно уже на ненормальность с военным факультетом на месте. Поэтому еще с последним университетским эшелоном, отправляемым в Ташкент, за отказом от поездки самого Снесарева, мы командировали его заместителя В. Н. Готовского, возложив на него подробное освещение вопроса и создание тесной связи между факультетом на месте и его организационной ячейкой в Москве.

В другом месте (стр. 298) рассказывалось, как Готовский воздержался от намеченной поездки с эшелоном и как это обстоятельство произвело на месте неблагоприятное для дела впечатление. Позже он все же поехал в одиночном порядке, но его командировка совершенно не удалась. Ни надлежащего такта, ни дипломатического умения Готовский не проявил. И военный факультет остался им очень недоволен, и Готовский приехал, недовольный факультетом. Трещина с ячейкой не закрылась, а углубилась.

Никаких дальнейших шагов по установлению связи с факультетом военная ячейка более не предпринимала, а при таких условиях самое ее существование в составе факультета представлялось недоразумением, тем более, что и Снесареву, и особенно Готовскому выдавались, в качестве содержания их, относительно крупные суммы.

Конец

Прибыв осенью 1921 года в Ташкент, я посетил и военный факультет, чтобы лично ознакомиться с тем, во что вылилось наше начинание.

Впечатление мое было таково, что наша идея, во имя которой мы создавали этот факультет, безнадежно скомпрометирована. Военный факультет оказался неудачной попыткой дублировать в Ташкенте разные военные академии. Одно из отделений изображало Академию Генерального штаба, другое — Инженерную, третье — Артиллерийскую… Но научных сил, которые могли бы надлежащим образом воплощать в себе профессуру, на месте не было. Каждое отделение было лишь плохой пародией на то, что было затеяно. На самом деле, факультет не был высшей военной школой, а свелся к военному училищу, быть может, несколько повышенного вида, или напоминал собою советские курсы для подготовки красных командиров. Между слушателями вовсе не было студентов. Связь же военного факультета с университетом, если не считать денежной стороны, была столь слабая, что она сводилась лишь к весьма сдержанным, чисто дипломатическим отношениям.

И что еще того хуже, — такое положение дел, видимо, прочно выкристаллизовалось. Местные военные деятели, если и знали о нашей идее, то разделить ее не могли, и сдвинуть их с такой позиции надежды не было.

Незадолго до моего приезда в Ташкент военный факультет вынес постановление об упразднении военной ячейки в Москве. По существу, это было, конечно, совершенно правильно, и я по возвращении в Москву, не колеблясь, привел это постановление в осуществление. Снесарев отнесся к этой мере довольно спокойно, но со стороны Готовского она вызвала целую бурю негодования. Он подал пространный письменный протест, на который никто, конечно, не обратил внимания.

Несколько месяцев спустя, в январе 1922 года, произошли в Москве крупные недоразумения между академической средой и советской властью. Последствием их была забастовка Московского университета и другие события, о которых еще будет идти речь. В процессе ликвидации этой коллизии была создана, под председательством Луначарского, особая комиссия из представителей Комиссариата народного просвещения и выборных представителей профессуры, задачей которой было урегулирование ненормальных сторон академической жизни.