– Конечно, понимаем, – ответил Аллейн. – И просим прощения за то, что нагрянули без предупреждения. Нас попросил суперинтендант Кюри из Маунтджоя.
– Ну, наверное, он знает, что делает, – проворчал мистер Харкнесс. Теперь в его тоне слышались одновременно беспомощность и раздражение. Глаза покраснели, руки дрожали, а от него самого ужасно пахло. – Про какую это вероятность умышленных действий тогда говорили? Кем они меня считают, а? Если бы были какие-то умышленные действия, разве я бы не потребовал наказать виновных? Не стал бы бдеть день и ночь, как ангел правосудия, пока не вскроется страшная правда? – Он поглядел на Аллейна увлажнившимися глазами и вскричал: – Ну! Скажите же! Разве не поступил бы я так?!
– Уверен, что поступили бы, – поспешно согласился Аллейн.
– Это было бы совершенно естественно и правильно, – добавил Фокс.
– А вы молчите, – рассеянно и беззлобно произнес Харкнесс.
– Мистер Харкнесс, – начал Аллейн и осекся. – Должен ли я обращаться к вам по званию?
Дрожащая рука мистера Харкнесса потянулась к его усам щеточкой.
– Я не настаиваю, – пробормотал он хрипло. – Как хотите. И так сойдет. – На смену хозяину конюшен снова пришел рассеянный святоша: – Гордыня – самый тяжкий грех. Так что вы говорили? – Он наклонился к Аллейну, изображая заинтересованного слушателя.
Тщательно подбирая слова, тот объяснил, что если происшествие повлекло за собой чью-то гибель, полиция обязана исключить все прочие варианты, кроме несчастного случая.
– Порой всплывают обстоятельства, которые не позволяют сразу же прийти к этому заключению. Чаще всего эти обстоятельства в результате оказываются незначительными, однако нам следует в этом убедиться.
– Ну, конечно. Неплохой спектакль разыграли, – усмехнулся мистер Харкнесс.
Не без труда Аллейн заставил его припомнить промежуток времени между отбытием и возвращением компании в тот день. Выяснилось, что мистер Харкнесс большую часть дня провел в конторе, сочиняя речь для религиозного собрания. Затруднившись припомнить подробности, он сказал, что запер племянницу в ее комнате, откуда она позже сбежала, и рассеянно добавил, что еще днем, во сколько точно – не помнит, ходил в амбар помолиться, но не видел ничего необычного и никого не встретил. К концу разговора он совсем сник.
– А где вы обедали? – спросил Аллейн.
– Извините, – бросил мистер Харкнесс и вышел из комнаты.
– Куда это он?! – воскликнул Фокс.
– По зову природы? – предположил сержант Планк.
– Или по зову бутылки. – Аллейн оглядел контору: взгляд его упал на выцветшие фотографии со скачек и стройного, едва узнаваемого мистера Харкнесса в форме кавалериста. На более позднем снимке была запечатлена сердитая молодая женщина на рыжей лошади.
– Это Дульси, – пояснил сержант Планк.
Письменный стол был завален счетами, квитанциями, брошюрами с описанием пород лошадей и памфлетами, провозглашающими неотвратимое и ужасное приближение Страшного суда и вечных мук. В центре стола лежал исписанный листок бумаги – аккуратный поначалу почерк к концу превращался в неразборчивые каракули. Похоже, это был черновик речи о плотских искушениях. Слева от стола, в углу, возвышался буфет, который заметили Рики и Джаспер Фарамонд. Аллейн приоткрыл незапертую дверцу. Внутри стояла бутылка виски, а за ней, подальше, но все равно на виду, лежала записка с нарисованным на ней красными чернилами черепом с костями и грозной надписью: «ОСТЕРЕГИСЬ! Не то попадешь прямиком в ад!» Бутылка была пуста.
Аллейн двумя пальцами приподнял записку, и за ней обнаружилась маленькая коробочка, наполовину заполненная таблетками.
– Взгляни-ка, Фокс, – сказал он.
– Так, так, – произнес Фокс, нацепив очки и внимательно посмотрев на коробочку. – «Братья Симон». Что нам про них известно?
– Амфетамины. Препарат запрещен в Великобритании. – Аллейн положил одну таблетку себе на ладонь. Едва он успел убрать коробочку на место, а таблетку положить в карман, как Фокс бросил:
– Идет.
Только Аллейн успел закрыть дверцу буфета и уселся обратно на стул, как звук неровных шагов возвестил о приходе мистера Харкнесса в облаке свежего перегара.
– Прошу прощения, – сказал Харкнесс. – Желудок вдрызг расстроился. Последствия шока. Так что вы говорили?
– Да я уже закончил, – ответил Аллейн. – Хотел только спросить, не будете ли вы возражать, если мы осмотрим ваши владения: место происшествия и так далее.
– Да смотрите где хотите, – ответил Харкнесс. – Только ради бога, умоляю вас, не заставляйте меня туда идти.
– Нет-нет, конечно, можете не ходить, если не хотите.
– Мне этот овраг снится, – прошептал Харкнесс, потом после долгого молчания добавил: – Меня заставили на нее смотреть. Опознание. Ужасное зрелище. Ладно, не смею вас задерживать. Удачной охоты. – Он издал лающий звук, похожий на смех, не без труда встал на ноги и всхлипнул.
Когда Аллейн, Фокс и Планк уже были у выхода, Харкнесс, шатаясь, проковылял по коридору к Аллейну и всучил ему розовую брошюрку.
«ВИНО – ГЛУМЛИВО, – гласил яркий заголовок. – СИКЕРА
[20] – БУЙНА
[21]».
– Прочитайте, – проговорил, запинаясь, мистер Харкнесс. – Изучите, запомните и хорошенько усвойте
[22]. До встречи в воскресенье. – Он резко повернулся и удалился, на ходу помахав рукой. Звук его неровных шагов затих в коридоре.
– Такими темпами он долго не протянет, – покачал головой Фокс.
– Бедняга не в себе, мистер Фокс, – сказал Планк, будто чувствуя необходимость оправдать поведение земляка. – Совершенно не в себе. Это все выпивка.
– Да уж, понятно.
– Он не привык к алкоголю.
– Как я погляжу, успешно привыкает, – констатировал Фокс.
– А раньше он пил? – спросил Аллейн.
– Ни капли в рот не брал. Говорил, что пьяниц ждет геенна огненная. А его душа, мол, спасена, – добавил Планк.
– От чего? – удивился Фокс. – А, ну да, вечные муки в аду и все такое… А про воскресенье он что сказал? Кто-то собирался встретиться с ним в воскресенье?
– Я встречаться с ним не собирался, – ответил Аллейн. – Погодите-ка. – Он пригляделся к брошюрке. За описанием ужасных последствий невоздержанности следовал призыв приходить на воскресное собрание в старый амбар в «Лезерс», где будет служба и ужин; вход: с джентльменов пятьдесят пенсов, с дам – корзинка с едой.