В тот день Говард Батлер мучительно искал достойный выход, сидя в своем кабинете на девятом этаже нью-йоркского офисного здания. Здесь находился филиал и демонстрационный зал фирмы «Сыновья Б. Б. Эддингтона, конторская мебель и принадлежности», и он был руководителем этого филиала. Обставленная строго и торжественно, контора эта выглядела идеально, хотя и несколько опустела — из-за сокращения штатов, времена-то настали непростые. Секретарша, мисс Уисс, только что сообщила ему по телефону фамилию нежданного просителя, вот он и думал, стоит или нет разобраться с этим незамедлительно; ведь раньше ли, позже ли, а не принять никак нельзя. Поскольку это миссис Саммер.
Ей не требовалось объяснять, где его кабинет: она проработала тут восемь лет, пока ее не уволили полгода назад. Это была красивая, живая дама, лет под пятьдесят, с седеющими золотистыми кудрями, стройная, но не сухопарая, в стиле «девушек Гибсона»
[49], у нее были чудесные, совсем молодые глаза, ярко-голубые. Говарду Батлеру она все еще была далеко не безразлична, как и почти тридцать лет назад (тогда ее фамилия была Белнэп), когда она отказалась выйти за него замуж, хотя, в отличие от прежних времен, теперь он ее прямо-таки ненавидел.
Она вошла в кабинет в полной боевой готовности, как всегда, и своим звучным свежим голосом, который всегда его будоражил, произнесла: «Здравствуйте, Говард!» — без особой симпатии, но и без неприязни. Хотя на этот раз она держалась несколько скованно.
— Здравствуйте, Сара.
— Ах, — вздохнула она, — как странно вновь оказаться в этих стенах! Ну как, может быть, для меня найдется место?
Он поджал губы и покачал головой:
— Дела у нас очень плохи.
— Мм… — Она лишь кивнула и несколько раз прикрыла глаза.
— То заказ аннулируют, то возьмут в долг и не возвращают… Пришлось закрыть два филиала и снизить зарплату, после вашего ухода ее урезали несколько раз. Даже мне.
— О, я и не рассчитываю на то, что когда-то получала. Я же понимаю, какое теперь положение. Просто никак не могу ничего найти. Работы нет, вообще никакой. И подумала: вдруг хоть какое-то местечко для меня найдется — допустим, заведовать канцелярией, или же возьмите меня старшей стенографисткой, но с широким кругом обязанностей… Меня бы очень устроили пятьдесят долларов в неделю.
— Столько мы уже не платим.
— Ну, сорок пять. Даже сорок… В одном месте предлагали двадцать пять, когда я отсюда ушла, но я — вот идиотка! — отказалась. После здешней моей зарплаты все казалось смехотворным — и я бы не смогла платить за Джека в Принстоне. Он, конечно, уже немного подрабатывает, но сегодня и в колледжах жестокая конкуренция: столько студентов живут непонятно на что, им деньги очень нужны. Как бы то ни было, я снова зашла туда на прошлой неделе, где предлагали двадцать пять в неделю, но они надо мной только посмеялись…
Миссис Саммер мрачно улыбнулась, но самообладания не утратила; правда, улыбка задержалась у нее на губах совсем недолго, и, чтобы скрыть ее исчезновение, она вновь заговорила:
— Хожу всюду, где бесплатный суп выдают, — лишь бы сэкономить, не потратить то немногое, что у меня еще осталось. Как подумаю, что я, с моими-то способностями… нет, Говард, это вовсе не преувеличение; я же знаю, на что способна. Сам мистер Эддингтон всегда меня ценил. Я, кстати, так и не поняла…
— Трудные времена, Сара, — торопливо перебил ее Говард.
И взглянул на ее туфли: вполне приличные, по крайней мере по виду. Она всегда хорошо одевалась.
— Если бы я ушла отсюда раньше, если бы вы выставили меня до того, как все это началось, я бы точно нашла себе место. А я бросилась искать работу, когда все уже запаниковали.
— Нам и Мюллера пришлось уволить.
— Да ну? — В глазах ее мелькнул искренний интерес: эта новость слегка ее утешила, успокоила раненое самолюбие.
— Да, на той неделе.
Полгода назад ему пришлось выбирать между мистером Мюллером и миссис Саммер, и Сара Саммер прекрасно понимала, в чем дело, и Говард Батлер понимал, что она понимает: выбор был не совсем объективным. Оставив этого самого Мюллера, он тогда просто свел давние счеты: ведь Мюллер, совсем еще молодой, куда менее опытный, чем миссис Саммер, пользы от него куда меньше, а жалованье такое же, как у нее.
Теперь они смотрели друг другу прямо в глаза; она пыталась удержать взгляд Батлера, одолеть его, расшевелить; он же стремился отгородиться, и это ему удалось, только когда он погрузился в недавно образовавшиеся пустоты в собственной душе; там он ощущал себя в безопасности, а за ее незавидным положением мог наблюдать оттуда даже с некоторым удовлетворением. Его все же пугало то, как он тогда поступил; он старался быть жестким, но когда она была рядом, все его ловко придуманные оправдания совершенно не действовали.
— Говард, ты должен дать мне работу, — прорвалось вдруг у нее. — Любую — пусть тридцать долларов в неделю, даже двадцать пять. Я в отчаянии. У меня нет и тридцати долларов. Я обязана помочь Джеку продержаться — он уже на предпоследнем курсе. Хочет стать врачом. До июня он бы и сам продержался, однако в день рождения Джорджа Вашингтона кто-то привез его в Нью-Йорк, и он увидел, как я на самом деле живу. Я пыталась что-то ему наплести, но он все понял и теперь говорит, что бросит университет и пойдет работать. Говард, я лучше умру, чем испорчу ему жизнь. Я целую неделю только об этом и думала. Я действительно предпочла бы умереть. В конце концов, я свою жизнь уже прожила и не раз бывала счастлива…
В какой-то момент Батлер дрогнул. Что-то можно было для нее сделать, конечно, можно, однако эти ее слова «и не раз бывала счастлива» ожесточили его, и он тут же напомнил себе, что само ее присутствие здесь, рядом, было бы постоянным укором.
Это было в Рочестере, тридцать лет назад. Он, совершенно раздавленный, сидел на крыльце дома с остроконечной крышей, а Джон Саммер и Сара Белнэп мечтательно рассказывали ему о своем счастье. «Я хочу, чтобы ты первым узнал, Говард», — сказала тогда Сара. Батлер же в тот самый день испытал жесткое унижение: явился к ней с букетом цветов, намереваясь в очередной раз предложить руку и сердце; тут ему и сообщили, что все уже решено, то есть он получил окончательную отставку. Позже ему передали — то ли смысл, то ли дословно — ее высказывание. Дескать, если бы в ее жизни не появился Джон Саммер, ее вынудили бы выйти за Говарда Батлера.
А спустя несколько лет он, придя однажды утром на работу, узнал, что она — его подчиненная. На этот раз в его ухаживаниях было что-то угрожающее и отталкивающее, и она вынуждена была их пресечь раз и навсегда. Батлер целых восемь лет терпел ее присутствие в конторе, усыхая под лучами ее живой прелести, наливаясь злой горечью в тени ее безразличия, понимая, что, даже несмотря на вдовство, жизнь ее наполнена куда большим смыслом, чем его.