— Ни в коем случае! — перепугался доктор Гэллап. — Молодой человек, вы действительно тот, за кого я вас принял?
Молодой человек почтительно поклонился:
— Джордж Вэн-Тайн, к вашим услугам…
И вскоре безукоризненный молодой человек пожимал руки обеим дамам — впрочем, окончательно сбитым с толку.
— Я так виноват перед вами, что никогда не смогу заслужить прощения, — рассыпался он перед ними, — за все, что вы перенесли из-за меня, по прихоти юной девы.
— Что за прихоть? — пожелала знать тетушка Кэл.
— Видите ли… — он запнулся, — как вам сказать… Я всегда уделял немало внимания так называемым тонкостям этикета: всевозможным деталям в одежде, в манерах, в поведении…
Он сконфуженно смолк.
— Продолжайте, — приказала тетушка Кэл.
— Точно так же и ваша племянница. Она всегда считала себя эталоном… м-м… культурности, воспитанности, пока… — тут он густо покраснел, — пока не встретила меня.
— Та-ак, понятно, — закивал доктор Гэллап. — Не хотела, значит, выходить замуж за человека, который оказался гораздо более — как бы это сказать? — эталонным, чем она сама.
— Именно, — сказал Джордж Вэн-Тайн, отвешивая ему безукоризненный поклон в духе восемнадцатого века. — Вот и пришлось доказать ей, что за… какой я…
— …кошмарный парниша, — подсказала тетушка Джозефина.
— …да, кошмарный… если уж очень надо… Это оказалось не очень просто, но преодолимо. Когда хорошо знаешь, как надо вести себя в обществе, одновременно знаешь и как не надо. Так что мне оставалось лишь вести себя как можно отвратительней… Очень надеюсь, что настанет день, когда вы все-таки меня простите… за ту сцену на пляже… обсыпал вас песком… я слишком вошел в роль…
Вскоре все направились к дому.
— До сих пор не могу поверить, что джентльмен способен стать таким… кошмарным, — вздохнула тетушка Джо. — А что теперь скажет Фифи?
— Ничего, — бодро отозвался Вэн-Тайн. — Фифи-то все знала, с самого начала. В первую же встречу — я тогда еще залез на дерево, — она вывела меня на чистую воду, умоляла меня… прекратить все это, но я не внимал ее мольбам и продолжал игру до тех пор, пока она меня не поцеловала, нежно-нежно, несмотря на бороду и прочее…
Тетушка Кэл вдруг остановилась как вкопанная.
— Это все, конечно, чудесно, молодой человек, — строго сказала она, — но, если уж вы у нас такой артистичный, откуда нам знать, кого еще вам случалось изображать. А вдруг вы тот самый убийца, который где-то тут прячется?
— Убийца? — спросил Вэн-Тайн, ничего не понимая. — Какой убийца?
— О, я вам все сейчас объясню, мисс Марсден, — сказал доктор Гэллап, виновато улыбаясь. — На самом деле не было никакого убийцы.
— Как — не было?! — И тетушка Кэл посмотрела на него с недоверием.
— Не было. Это я придумал: и про ограбление банка, и про убийцу, который спасся от погони, про все… Я просто понял, что вашей племяннице срочно требуется сильное лекарство…
Тетушка Кэл бросила на него уничижительный взгляд и обернулась к сестре.
— Все эти твои современные идеи, — многозначительно заметила она, — ничуть не эффективней маджонга.
Туман уже унесло ветром с берега на море, и когда вся компания подходила к дому, в темноте сияли его окна. На пороге их ждала безукоризненно прекрасная юная особа в сверкающем белоснежном платье, расшитом стеклярусом, который мерцал в свете только что народившегося месяца.
— Идеальный мужчина, — пробормотала тетушка Джо, краснея, — это, конечно же, тот, кто готов пойти на любые жертвы.
Вэн-Тайн не ответил ей: он в этот момент снимал с локтя невидимую соринку и, лишь устранив этот досадный изъян, наконец улыбнулся. Теперь во всем его облике не было ни одного дефекта — ну разве что сильное биение сердца несколько нарушало идеальную гладкость атласной отделки на смокинге.
Корабль любви
[45] (Перевод В. Болотникова)
I
По реке, сквозь эту летнюю ночь, совершенно как воздушный шарик, отпущенный на приволье небес в День независимости, четвертого июля, плыл прогулочный пароходик. На ярко освещенных палубах без передышки танцевали неугомонные пары, но самый нос и корма его таились во тьме; так что издали огоньки этого корабля почти не отличались от прихотливого скопления звезд на небе. Он плыл между черных отмелей, мягко разрезая неспешно набухавшую, темную приливную волну, наступающую с моря, и оставляя за собой тихие будоражащие всплески разных мелодий — тут и «Лесные крошки», ее играли без конца, ну и, разумеется, «Лунный залив». Позади уже остались беспорядочно разбросанные огни Покус-Лэндинга, где какой-то поэт из своего чердачного окошка успел все-таки высмотреть вспышку золотистых волос в быстром кружении танца. Вот и Ульм миновали, где из-за громадных корпусов котельного завода выплыла на небо луна, а вот и Уэст-Эстер, где она вновь скользнула за облако, и ни в ком это не вызвало сожаления.
Сияния палубных огней хватало и на трех юных выпускников Гарварда; все они изнывали от скуки и были в несколько сумрачном настроении, поэтому тут же поддались магии этих огней. Их моторку сносило течением, и очень велика была вероятность столкнуться с пароходиком, однако никто из них даже не подумал завести мотор, чтобы отплыть в сторону.
— Мне ужасно грустно, — сказал один из них. — Он так прекрасен, что рыдать хочется.
— Ну, поплачь, Билл, поплачь.
— А ты?
— Да, мы-то, само собой, тебя поддержим…
Его громкие притворные рыдания гулким эхом отозвались в ночи, и оно долетело до парохода — к поручням тут же устремилась толпа разгоряченных танцоров.
— Вон! Гляди! Моторка!
— А в ней какие-то парни.
Билл выпрямился, встав во весь рост. Между моторкой и пароходом оставалось уже не больше трех метров.
— Скиньте нам канат, — уговаривал он. — Ну… не томите, чего тут думать-то… Ну пожалуйста…
Раз в сто лет канат все-таки оказывается как раз под рукой. Это произошло именно той ночью. Кольцо тяжко ударило в деревянное днище лодки, и она тут же задергалась, завертелась, словно в кильватере у загарпуненного кита.
Полсотни парочек из числа выпускников средней школы перестали танцевать и теперь дружно протискивались поближе к поручню на корме, где происходило нечто ужасно интересное. Полсотни девиц испустили громкие первобытные крики, выражавшие приятное волнение и притворный испуг. Полсотни молодых людей даже перестали красоваться, хотя их легкое позерство до этого задавало тон всей вечеринке, и угрюмо наблюдали за храброй троицей, сумевшей уже произвести куда более яркое впечатление. Мей Пэрли тут же, не моргнув глазом, стала сравнивать одного парня из моторки с предметом нынешних своих грез, и незнакомец до смешного легко затмил собою этого Эла Фицпатрика. Она скорей положила руку на плечо Эла Фицпатрика и немного сжала его, но лишь потому, что уже совершенно о нем не мечтала, да только сообразила, что он мог бы это заметить… Эл же, стоявший с нею рядом и искоса наблюдавший за взятой на буксир моторкой, с нежностью поглядел на Мей и робко обнял ее за плечи. Однако Мей Пэрли и Билл Фротингтон, красивый, всем своим видом суливший самые восхитительные безумства страсти, уже впились друг в друга глазами, преодолев пролегавшее меж ними пространство.