Просроченное завтра - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Горышина cтр.№ 31

— Вы желаете присоединиться к экскурсии? — подошла к ним женщина.

Стас кивнул и, поспешно сложив расческу, сам положил ее Алене в сумку. Затем нагнулся, чтобы поднять визитку с номером своего мобильника, которую Алена случайно выронила.

— Маша-растеряша!

Он сунул визитку обратно в сумку и сдал пальто в гардероб, попросив повесить на плечики. В группе было всего шесть человек, и они оказались, как на ладони — вернее, она в пиджаке, который Стас продолжал поддерживать на ее плече, хотя она и вцепилась намертво в лацканы. Снова эти взгляды — да какое им всем дело, чей пиджак она надела! Какая дурь! Она не выглядит на пятнадцать, а ему от силы дашь тридцать. Отчего же никто не желает посчитать их просто парой. Было б все иначе — на ней была бы тонна штукатурки, тринадцатисантиметровые каблуки да юбка длиной с трусы — а у нее даже ресницы не накрашены! Чего они все пялятся? Такие в музей не ходят. Только если на модную выставку для понта. Значит, Станислав Витальевич не такой?

Алена осторожно повела плечом, и Стас убрал руки, но радоваться было рано — те тут же обосновались на талии, и если раньше между ними было три слоя ткани — сам пиджак, подкладка пиджака и платье, то теперь остался только один, который прекрасно проводил тепло, и кожа под жесткими пальцами горела, будто после ожога, не давая возможности сосредоточиться ни на одном слове экскурсовода:

— В книге отзывов нашего музея есть запись, сделанная рукой генерала Эйзенхауэра в августе тысяча девятьсот сорок пятого года: «Музей обороны Ленинграда является наиболее замечательной военной выставкой из всех виденных мною. Героическая оборона города заслуживает увековечения нашей памяти в вещественном выражении — настоящий музей достойно осуществляет это». Представьте себе декабрь сорок третьего года, подходят к концу страшные девятьсот дней. Но кто знает наверняка, что это конец?! Однако все верят. Наряду с военными задачами решаются и бытовые, например, такие, как перевод Зоосада на территорию парка Челюскинцев или восстановление силами молодежи культурно¬просветительских учреждений и спортивных сооружений. Город живет, и ленинградцы не перестают преподносить сюрпризы врагу. И тогда Военный Совет Ленинградского фронта издает постановление об организации выставки, посвященной героической защите Ленинграда, как дань памяти погибшим и выражение благодарности оставшимся в живых. Двадцать седьмого января тысяча девятьсот сорок четвертого года газета «Ленинградская правда» на первой полосе публикует приказ о полном снятии блокады Ленинграда. Организаторы выставки с удвоенным усердием продолжают работу: было решено собирать именное оружие, с фронта специально отзываются художники и скульпторы. Художник Семанов, участвовавший в боях под Ленинградом, пишет картину «Форсирование реки Невы в районе деревни Марьино», а скульптор Вера Исаева еще в конце тысяча девятьсот сорок первого года создала карикатуры на Гитлера «Гитлер на осле» и «Вандал XX века», которые экспонировались уже в тысяча девятьсот сорок втором году на выставке, организованной Союзом художников. И тридцатого апреля, в тысяча сорок четвертый день Великой Отечественной войны, состоялось торжественное открытие выставки «Героическая оборона Ленинграда». Наш Соляной городок превратился в настоящий плацдарм, где можно было увидеть весь цвет советской и немецкой техники, созданной людьми для уничтожения друг друга. За первые шесть месяцев выставку, занимавшую тридцать семь залов, а это сорок тысяч квадратных метров, посетило двести двадцать тысяч человек. Особенно поражал огромный зал здания на Фонтанке, оформлением которого занимался художник Николай Суэтин, он превратился в склад трофейной техники, над которой парил советский самолет. Распоряжением Совета народных комиссаров выставка была преобразована в музей республиканского значения, официальное открытие которого состоялось в годовщину снятия блокады. Однако судьба нашего музея трагична: в связи с ленинградским делом в марте пятьдесят третьего года музей ликвидировали, и он был возрожден лишь в апреле восемьдесят девятого года. Так что в будущем году мы отметим десятилетие. Среди вас есть ленинградцы? Ой, простите, — экскурсовод задержала взгляд на Стасе. — Я хотела сказать петербуржцы?

Когда рука Стаса исчезла с талии, Алена подняла и свою. То же сделали еще двое экскурсантов, но тут же опустили, когда женщина спросила про переживших блокаду родственников.

— Вы можете о них рассказать? — спросила экскурсовод, и Алена впервые увидела, как Стас вспыхнул.

Теперь уже обе его руки отказались от талии Алены, и он вытолкал ее вперед со словами:

— Она первая.

Алена обернулась и поймала на губах Стаса извиняющуюся улыбку.

— Мой прадед по папе ушел на войну и через год прабабушка получила на него похоронку, — начала Алена достаточно бодро. — Бабушкиному брату в начале войны было шестнадцать и когда в восемнадцать он пришел в военкомат, ему сказали, что он на брони. Он был очень хорошим гитаристом и уже два года выезжал с фронтовой бригадой на позиции. Чаще всего они ходили пешком, но к Пулковским высотам, на передовую, их возили на грузовике, который служил сценой. Им приходилось выступать и в землянках, и в блиндажах. Когда мать умерла, он стал брать сестру с собой. Бабушка рассказывает, что несколько раз они попадали под обстрел. Говорит, не понимаешь, с какой стороны стреляют и куда попадет снаряд, потому валишься на землю, где стоял, и однажды осколок снаряда прошил ей валенок и ногу до крови. Она встала и подумала: как хорошо, что не в голову. Страшно, говорит, не было. Даже во время бомбежки, когда все тряслось. У них в квартире стекла почти сразу выпали, отопление не работало, освещения не было. Жили при лучинках. Да, ранение… Я забыла сказать, что идти она не могла, брат нес ее домой на руках. И сам вскоре был сильно контужен и почти оглох, но умолял врача никому не говорить про глухоту — он продолжил играть по памяти. Он не мог не играть. Без него сестра бы погибла. Военные очень хорошо относились к ним, музыкантам, и помогали выжить: накормят да еще и с собой сухарь дадут, каши или даже кусочек сахара. Он почти все отдавал сестре. На одном концерте в госпитале ему стало плохо. Его быстро привели в чувство, накормили, но играть он не мог. Тогда бабушка взяла его гитару, хотя и знала всего три аккорда. А через пару месяцев брат умер от истощения — и только благодаря ему моя бабушка осталась жива, — голос Алены дрогнул. — Поэтому ее сын, мой отец, стал музыкантом, и сейчас мой брат тоже играет на гитаре.

Алена замолчала и сжала губы. Экскурсовод открыла было рот поблагодарить, но ничего не сказала. Алена отвернулась и, точно слепой котенок, ткнулась в грудь Стаса. Пиджак упал с плеч на пол, но он не нагнулся за ним. Одна рука его скользнула ей под волосы, чтобы найти шею, а другая замерла на дрожащих лопатках.

— Продолжайте, пожалуйста, — попросил Стас почти шепотом. — Мы вас догоним.

Рыдания застряли в горле, потому что в стальных тисках его рук Алена не могла даже вдохнуть.

— Прости дурака, — Она почувствовала на волосах его горячее дыхание. — Я ж не знал, что у вас все так серьезно в семье. Лен, не хочу хвалиться, но я всегда прятал свои шоколадки, которые отец покупал, чтобы потом, когда их долго не было, дать Маришке. Я считал, что пацаны могут жить на одном хлебе, а девчонкам всегда хочется сладкого. Так, Лен? Ну, прекрати…