А что это я здесь делаю? Путь журналиста - читать онлайн книгу. Автор: Ларри Кинг cтр.№ 40

Когда я переехал в Майами, мы вообще отдалились друг от друга. Но если смотришь на своего брата с мыслью, что эти выходные могут быть последними, которые вы проводите вместе, возникает некая близость. Через шесть месяцев, когда выяснилось, что Марти нуждается в такой же операции, мы стали еще ближе. Видимо, все дело в генах.

Я должен был лечь в больницу вечером в воскресенье. Сейчас, когда все контролируют страховые компании, можно ложиться в больницу прямо в день операции. И вот наступило воскресенье – мрачный дождливый ноябрьский день, похожий на саму смерть.

Я отправился в больницу с братом, его женой Эллен и присоединившимся к нам Бобом Вульфом. Хая и Энди тоже приехали туда. В приемном покое мы увидели Марио Куомо, стоявшего рядом с главврачом. Они хотели пожелать мне удачи. Марио привез мне в подарок бейсбольную перчатку. Я храню ее до сих пор.

«Мистер Кинг, – сказал главврач, – хочу заверить вас, что вы получите самый лучший уход. Все уже подготовлено. Вам не нужно заниматься никакими бумагами. Все взял на себя мистер Вульф. Прошу, пройдемте в палату».

Мы поднялись на лифте на 18-й этаж. Вот это палата! Из окна открывался великолепный вид на Ист-Ривер. Там была замечательная мебель и огромный телевизор. Единственное, что указывало на то, что я в больнице, – мониторы рядом с кроватью.

Пока мы взирали на все это великолепие, главврач радостно провозгласил: «В этой же палате лежал шах Ирана».

«Насколько я помню, – заметил я, – он умер. Нет ли у вас другой палаты, где лежали сорок два человека и все отправились домой?»

Все рассмеялись. Марио ушел. Главврач ушел. Остались брат с женой, Хая, Энди и Боб.

Когда мой брат спустя полгода готовился к операции, я посоветовал ему, ложась в больницу, не брать с собой родственников. Это очень удручает. Ты смотришь на них и думаешь: «Я никогда их больше не увижу».

Я не верю в Бога и рай. Мне всегда нравился анекдот про человека, который, упав в яму, сломал обе ноги и закричал: «Слава богу, что я не умер!» Но за что он благодарил Бога? За сломанные ноги?

Правда, атеистом меня сложно назвать, потому что это тоже своего рода религия. А когда я сказал Билли Грэму ^[86], что не верю в Господа, он ответил: «Ты мне уже это говорил. Но ты – один из самых духовных людей, кого я знаю. У Господа для тебя особая миссия, я чувствую это всем своим существом. Можешь думать, что хочешь, – ведь мы свободны в своих мыслях, – но ты у Господа на особом счету».

Скажу вам откровенно, ожидая операции, я очень хотел сохранить этот счет. Я хотел снова увидеть всех, кого любил. Но операция – дело печальное. Те, кто ее пережил, утверждают, что все это ерунда. Но я еще не встречал никого, кто, ложась в больницу, заявлял: «Да это мне раз плюнуть!»

И вот появился хирург – в десятигаллонной шляпе ^[87] и ковбойских сапогах. Это был доктор Уэйн Айсом.

«Мистер Кинг, – сказал он, – все будет хор-р-р-рошо! Все будет хор-р-р-рошо!»

Что за дела? Разве не все кардиохирурги – евреи? Откуда взялся этот кардиоковбой? Позже я узнал, что существует лишь два вида кардиохирургов: евреи и техасцы. Не бывает кардиохирурговпротестантов из Южной Дакоты. Их просто не существует в природе.

Доктор Айсом подошел ко мне и начал первичный осмотр. Ну, знаете, такое постукивание по груди двумя пальцами.

Я посмотрел вниз, моргнул, глянул еще раз… У него не было половины большого пальца на правой руке!

Что я должен был думать? Этот человек оперировал Дэвида Леттермана и Уолтера Кронкайта ^[88], и у него вместо большого пальца – обрубок!

Я сказал:

«Доктор Айсом, у меня всю жизнь была необъяснимая привычка: когда я встречаюсь с кем-то, я пересчитываю у него пальцы… и у вас я насчитал девять…»

Он улыбнулся и рассказал, что в детстве схватился за ветки живой изгороди, которую его мать в тот момент подстригала. Она не заметила и случайно отрезала ему кончик пальца. И он утверждал, что благодаря этому стал более искусным хирургом, потому что научился одинаково хорошо орудовать обеими руками.

«Знаете, – сказал ему я, – я зарабатываю на жизнь тем, что задаю вопросы. Поэтому мне нужно знать: что вы будете делать со мной завтра?»

«Вы уверены, что вам нужно это знать?»

«Конечно».

«Ладно. Так вот, завтра мы возьмем пилу и вскроем вашу грудную клетку».

«BorgWarner? – перебил я. – Ту самую пилу из рекламы с белками на деревьях?»

«Как ни странно, я отвечу вам “да”. Потому что пила изготовлена именно этой фирмой».

«А белки будут?»

«Потом мы оттянем назад ваши ребра, подключим вас к искусственному сердцу и легкому, вытащим ваше сердце, чтобы вместо него работал аппарат, а потом вырежем вены из ваших ног и…»

«Все! Хватит! Хватит!» – взмолился я.

Ночью мне приснилось, что доктор Айсом, бреясь, отрезал себе другой палец. Я проснулся с мыслью, что меня будет оперировать хирург с восемью пальцами на руках.

Когда мне дали наркоз, я не увидел никаких границ мира. Никаких огней. Я не вспомнил ничего о своей прошлой жизни. Я просто был в отключке восемь часов.

Оказалось, мне сделали коронарное шунтирование. Возвращение в реальность было одним из величайших моментов моей жизни. Я открыл глаза и почувствовал, что немного замерз. Я был укрыт какими-то одеялами, и медсестра сказала: «Мистер Кинг, вы прекрасно справились». В тот момент я был счастливее всех на свете.

Фрэнк Синатра превратил мою палату в ботанический сад. Цветов было так много, что их просто некуда было ставить. Мы раздавали их другим пациентам больницы.

Прилетела Энджи Дикинсон, и Боб решил сообщить мне об этом.

«Угадай, кто пришел?» – спросил он.

«Джо ДиМаджио?» – предположил я. Боб-то ведь был спортивным агентом.

Заехал Тед Тернер. Это было замечательно, потому что первое, о чем думаешь после операции на сердце, – возьмут ли тебя обратно на работу?

Настроение у меня было прекрасным. Уже довольно скоро я мог сам подниматься по лестнице. А через неделю меня выписали. Был один из великолепных зимних дней. Нью-Йорк был просто чудесным! Я отправился обратно в дом к Марти и Эллен. По дороге мне попался филиал букмекерской конторы OTB ^[89]. Я зашел.