А что это я здесь делаю? Путь журналиста - читать онлайн книгу. Автор: Ларри Кинг cтр.№ 18

Когда мы прибыли на место, в Майами-Бич, там состоялся торжественный прием в честь Джеки. Я был распорядителем. С того вечера мы с Джеки подружились, и он начал слушать мое шоу по радио. Хотя он был на пятнадцать лет старше, нас многое сближало, в том числе и происхождение, и даже особое восприятие мира. Оба мы были детьми иммигрантов из Бруклина. Его отец сбежал от семьи. Мой – умер. У него в квартире не было телефона. У меня тоже, пока мне не исполнилось пятнадцать лет. И оба мы стремились завоевать внимание окружающих. Джеки однажды рассказал, как мать взяла его с собой на какой-то концерт. В конце, когда все аплодировали, Джеки повернулся спиной к сцене и посмотрел на публику. И тут он понял, что ему больше нравится смотреть не на сцену, а в зал.

«Понимаешь, – как-то сказал он мне, – не исключено, что в зале есть пятьдесят человек, которые гораздо смешнее меня. Но они не смогут быть смешными перед камерой. Потому что для этого мало быть просто смешным».

Я ответил:

«Это в тебе говорит твое невероятное самомнение».

«Конечно», – согласился он.

«Ты так тщеславен?»

«Нет, я просто уверен в себе».

По мнению Джеки, тщеславны те, кто жаждет славы, не имея ни капли таланта. Когда он вставал перед камерой, он просто оказывался в мире, будто специально созданном для него. Эти же качества он видел и во мне. Ему нравилось, как я контролирую ход своего шоу, а я научился очень многому, глядя, как работает Джеки.

Однажды вечером по окончании съемок его программы мы решили пойти поужинать. Пока он был в кадре, я ждал его за кулисами. Когда камеру перевели на Нортона с Трикси, он сошел с площадки и подошел ко мне.

«Позвони Раймундо, – сказал он, – и скажи, что сразу после съемок мы придем к нему ужинать».

«Пятнадцать секунд…» – предупредил его кто-то из съемочной группы.

«Скажи ему, что я буду крабов, с супом “мине…”»

«Десять секунд!»

«С супом “минестроне”, да, и, конечно, свежий хлеб».

«Джеки, пять секунд».

«И напомни им, что хлеб должен быть очень-очень хорошо пропеченным. НОРТОН!» – Он оказался перед камерами точно в тот момент, когда было нужно.

И я подумал: «Вот это да, он действительно знает свое дело!» У меня в голове тоже всегда тикают такие же внутренние часы, как у Джеки. При работе на радио это просто необходимо. Попросите меня засечь время, я могу сказать, когда пройдут тридцать секунд, не глядя на секундомер. Но Джеки научил меня управлять временем. И заранее чувствовать нужный момент. Уверенность, которую я приобрел, глядя на то, как он работает, оказала мне неоценимую услугу, когда я начал вести свое телешоу.

Многие радиоведущие не имеют успеха на телевидении, потому что относятся к нему приблизительно так: «Телевидение! О боже, я попал на телевидение!» Они совершенно забывают, что ничего сверхъестественного тут нет. Вы так же сидите за одним столом с собеседником и задаете ему вопросы, просто вас еще снимают на камеру.

И если вы начнете смеяться, люди не только услышат, но и увидят вашу улыбку. Однажды во время радиопередачи мужчина, присутствовавший в студии, разделся донага и сидел, поедая банан. Я глянул на него и не смог сдержать хохота, хотя и был в эфире. Думаю, если бы это было в телестудии и он сидел бы голышом со своим бананом позади камеры, я бы смеялся точно так же. Основная разница между радио и телевидением в том, что никакой разницы нет.

Однако мое первое телешоу было достаточно странным. Оно выходило на 10-м канале в полночь по воскресеньям и не имело четких временных рамок. Шоу заканчивалось тогда, когда тема была исчерпана. Это давало мне возможность задавать такие вопросы, каких вы никогда не услышите в моем шоу на CNN. Сейчас, когда я беру интервью, я, как правило, рассчитываю на 15 или 30 минут разговора. Открытые рамки моей первой программы давали мне возможность для исследования. Например, я мог бы спросить Майкла Фелпса ^[32], завоевавшего восемь золотых медалей на Олимпийских играх 2008 года: «Когда вы занялись плаванием? Вам оно сразу понравилось? Вы когда-нибудь могли себе представить, что будете зарабатывать плаванием себе на жизнь? А как вы относитесь к морю?» Теперь, конечно, таких вопросов я не задаю. Сейчас все очень кратко: «Как вам далась сегодняшняя победа?»

Совсем разные вещи пригласить в эфир генерала Петреуса ^[33] и четко спросить у него: «Как начался мятеж ^[34]?», – или же задать ему целый ряд вопросов: «Почему вы решили избрать военную карьеру? Что вас в ней привлекает? Чем вам нравится стратегия? Насколько хорошо умеют воевать иракцы? Как вы поощряете своих бойцов?»

Конечно, я бы с удовольствием задал все эти вопросы, будь у меня время. В этом и заключалась прелесть моего воскресного ночного шоу в Майами. Я мог забираться в любые дебри, куда заводило меня мое любопытство. Иногда программа продолжалась до двух часов ночи. Иногда до трех. Мы принимали звонки от зрителей, но тогда еще не было возможности выводить их в прямой эфир. Так что сообщения и звонки записывались и передавались мне.

На первом шоу обсуждался вопрос, стоит ли допускать Китай в ООН. Я сидел за столом между двумя мужчинами с противоположными точками зрения. Это было большой ошибкой. Крупным просчетом! Потому что сидел я во вращающемся кресле. И каждый раз, когда я оборачивался к кому-то из собеседников, кресло поворачивалось вместе со мной. На протяжении всей программы я то и дело пытался остановить его. Крутиться в кресле при обсуждении серьезного вопроса – что может быть более нелепым! Но знание, что все это еще и видят, делало мое поведение нелепым вдвойне. Я прекрасно осознавал проблему, потому что начал понимать силу телевидения еще во время президентских дебатов между Никсоном и Кеннеди.

Я слушал эти дебаты по радио. И у меня сложилось впечатление, что эти два умных человека в основном согласны друг с другом. Но когда я пришел на радиостанцию, чтобы вести эфир, все там только и говорили: «О, Кеннеди просто его размазал!»

«Что?»

«Кеннеди его уничтожил».

Им так показалось, потому что они смотрели дебаты по телевизору. Никсон выглядел уставшим и бледным, был не слишком элегантно одет. На Кеннеди был прекрасный костюм, и держался он великолепно. Это не имело ни малейшего отношения к сути того, о чем они говорили, но сыграло роль… то, что смотрелись они по-разному. Именно тогда я осознал силу воздействия телекартинки.

Поэтому-то я сразу понял, что мое «вращение» на пользу делу не пойдет. Позже Miami Herald ехидно это прокомментировала: «В наши дни, когда фигура ведущего телевизионных ток-шоу становится все более важной, мы увидели нечто новенькое: крутящийся и курящий ведущий». А на радиостанции мне кто-то заметил: «Никогда не видели ничего подобного. Собираешься продолжать в том же духе?»