– Локатор докладывает близкий контакт на пеленге один-восемь-два.
– Держать на контакт, мистер Уотсон!
Уотсон отдал приказ, когда Краузе говорил по рации:
– Джордж – Орлу. Не приближайтесь. Начинаю атаку.
– Есть, сэр.
– Ставлю на среднюю глубину. Вы ставьте на большую.
– Большая глубина. Есть, сэр.
– Средняя глубина, мистер Нурс.
– Есть, сэр.
– Локатор докладывает близкий контакт прямо по курсу. Доплер много выше.
– Очень хорошо. Джордж – Орлу. Думаю, контакт на курсе обратном моему.
– Орел – Джорджу. Обратный курс. Есть, сэр.
– Локатор докладывает потерю контакта, сэр.
– Очень хорошо. Мистер Нурс!
Триста ярдов при скорости сближения, скажем, восемнадцать узлов; тридцать секунд. Минус пятнадцать на время, за которое бомба уйдет на среднюю глубину. Десятисекундный интервал до и после.
– Первый – пли! – скомандовал Нурс.
«Виктор» был близко, его нос указывал прямо на «Килинг»; он развернулся кругом с таким расчетом, чтобы пройти сразу за кормой у «Килинга». Будь это учения в мирное время, польского капитана распекли бы за создание опасности для обоих кораблей. Бомбометы стреляли с обоих бортов, их кашляющие выстрелы совпали с глухими раскатами первых глубинных бомб. Выждать еще пятнадцать секунд.
– Право руля, мистер Уотсон.
В этот раз Краузе не замешкался, не потратил бесценные мгновения, глазея на взрывы глубинных бомб, а сразу отдал приказ. Теперь, когда «Килинг» начал поворот, можно было выйти на крыло мостика. Последний водяной столб оседал во вспененное море. «Виктор» начинал разворот к краю области, которую прочесал своими бомбами «Килинг»; на глазах у Краузе с кормы «Виктора» сбросили первую бомбу.
– Одерживать, мистер Уотсон! Так держать!
Лучше пока не приближаться, лучше пройти по периферии, где локатор «Килинга» оглохнет не так сильно и где при первом же новом контакте будет простор для поворота в ту или другую сторону. Море снова взорвалось, огромные водяные столбы взметнулись к серому небу. Краузе пристально наблюдал за «Виктором»; сбросив последнюю глубинную бомбу, тот тоже повернул вправо. Взметнулся столб от последней бомбы. Теперь пора было завершать круг.
– Право руля, мистер Уотсон!
Два эсминца кружили друг вокруг друга. Оставалось лишь надеяться, что подлодка – в области, образованной пересечением этих двух кругов. Краузе, стоя на краю мостика, по-прежнему смотрел на польский эсминец, когда меньше чем в двух ярдах от него впередсмотрящий завопил:
– Вот она! ПЛ на правом траверзе!
Краузе увидел ее. В тысяче ярдов из вспененной воды встал длинный конический нос немецкой подлодки. Волна разбилась о нее пеленой брызг. Лодка выровнялась, опустилась и удлинилась. Показалось орудие. Круглый мостик. Подлодка вздрогнула, будто в агонии, – собственно, так оно и было. Ударили пушки «Килинга» – словно невыносимо громко хлопнули двери. Бамм. Бамм. Бамм. Впередсмотрящий рядом с Краузе вопил от возбуждения. Трудно было навести на лодку бинокль. Вдоль нее как будто прокатилась волна, и лодка исчезла.
Краузе метнулся назад в рубку:
– Право руля, мистер Уотсон.
– Руль на борту, сэр, – сообщил Уотсон.
«Килинг» начал поворачивать в тот момент, как с него заметили лодку.
Телефонист пытался отрапортовать. Сперва он захлебывался от волнения, потом овладел собой.
– Артчасть докладывает. ПЛ замечена справа по носу, дистанция тысяча. Сделано пятнадцать выстрелов. Попаданий не отмечено.
– Очень хорошо.
Первая попытка лейтенанта Фипплера убить человека оказалась безуспешной.
– Вы взяли пеленг, мистер Уотсон?
– Только приблизительно, сэр. Мы в этот момент поворачивали.
Говорите истину каждый ближнему своему
[24]. Гораздо лучше ответить честно, чем притвориться, будто знаешь точный ответ.
– Поворачиваем до курса один-девять-пять, сэр, – добавил Уотсон.
– Есть, сэр.
Лодка, когда ее заметили, шла почти тем же курсом, что «Килинг». Даже если она повернула сразу, как погрузилась, на поворот ушло время и расстояние. Лучше взять курс на перехват. Повернул немец вправо или влево? Трудно сказать. Ушел он на глубину или остался близко к поверхности? Возможно, это угадать проще.
– Локатор докладывает контакт на пеленге один-восемь-ноль, сэр. Дистанция четыреста ярдов.
– Очень хорошо. Лево десять градусов, мистер Уотсон. Ставьте большую глубину, мистер Нурс.
После нештатного всплытия первым инстинктивным порывом будет уйти на глубину, а команда сейчас не в том состоянии, чтобы пересилить инстинктивный порыв. И за тридцать секунд немец должен был успеть погрузиться на максимум. «Виктор» поворачивал, но видно было, что на этот раз он не успеет пройти в кильватере «Килинга».
– Первый – пли, – сказал Нурс в микрофон.
Краузе шагнул было к рации, но передумал. Нет надобности говорить «Виктору», что он атакует. Это самоочевидно.
– Второй – пли, – сказал Нурс. – Бомбометы – пли.
Установленные на большую глубину бомбы взорвутся с дополнительной задержкой. Они дольше будут уходить до требуемого уровня, и рассеяние получится более хаотичным. Обтекаемые глубинные бомбы были бы лучше нынешних неуклюжих цилиндров; такие уже производили, и Краузе жалел, что их у него нет.
Звук взрывов на большой глубине был более низким и приглушенным. Краузе дождался последнего. Теперь он уже не выскакивал на крыло мостика. Охотничья лихорадка немного отпустила.
– Право руля, мистер Уотсон.
– Есть, сэр.
У него промелькнуло искушение повернуть не вправо, а влево, обмануть подлодку неожиданным маневром, но сейчас это исключалось: слишком велик шанс столкнуться с «Виктором». Краузе направил бинокль на вспененное море за правой раковиной. Ничего. Из рации раздалось:
– Орел – Джорджу! Орел – Джорджу!
Британец на «Викторе» проявлял недолжное волнение.
– Джордж – Орлу. Прием.
– Вы ее потопили, сэр! – Короткая пауза, затем англичанин заговорил спокойнее, почти с растяжкой, но чувствовалось, что это требует от него усилия. – Вы ее потопили. Мы только что слышали, как она треснула.
На «Викторе» слышали, как треснула подлодка, смятая давлением воды, словно бумажный листок. Краузе молча стоял перед рацией. Человек он был жесткий, но его молчание отчасти объяснялось мыслью, что две минуты назад далеко в кильватере «Килинга» пятьдесят человек умерли страшной смертью; быстрой, но ужасной. Впрочем, главным образом молчал он от несформулированного понимания, что это пик его профессиональной карьеры: он достиг того, к чему готовился больше двадцати лет. Он совершил убийство; уничтожил вражеское судно. Так может онеметь студент, узнавший, что выиграл награду. Однако присутствовало и другое понимание, равным образом несформулированное и еще менее осознанное: за его триумф заплачено пятьюдесятью жизнями. Это было почти как если бы на соревнованиях его рапира – тупая, с шариком на конце – проскочила сквозь защиту противника и вдруг оказалось, что она заточена и пронзила того насквозь.